Питер Кенез - Полная история Белого движения

Переговоры проходили 25 и 26 сентября. Добровольческую армию представляли генералы Алексеев, Деникин, Драгомиров, Лукомский и Романовский и гражданские Шульгин и Степанов; Быч и Воробьев, которые были едва ли больше чем просто наблюдатели, представляли кубанское правительство. На второй день к дискуссиям присоединился кубанский атаман, генерал Филимонов.

Поведение генерала Алексеева на этой конференции, должно быть, объясняется его тяжелой болезнью, которая спустя две недели забрала его жизнь: он был груб и непреклонен. Если Алексееву можно найти хоть какое-то оправдание, то поведение других представителей армии, последовавших дурному примеру старого генерала, непростительно. Принимающая сторона постоянно шокировала своих партнеров по переговорам, что только отравляло атмосферу. Читая протокол, трудно понять, почему Алексеев и Деникин вообще согласились на переговоры, если чувствовали такую ненависть.

Только первые два или три предложения приветственной речи Алексеева содержали дружеские слова: Алексеев безоговорочно признал независимость Грузии. (Хотя после провала переговоров это «признание» также было отменено.) Затем он начал долгую тираду, нападая на Грузию за разные «грехи». Он высказал два упрека: грузины плохо относились к России в целом и к русским офицерам в частности, а также сотрудничали с Германией. Гегечкори возмущенно выразил протест:

«Что же касается обвинений грузинского правительства в преследовании русских офицеров, то, в качестве официального представителя Грузинской республики, считаю долгом категорически заявить, что это обвинение совершенно несправедливо. Куда как не в Грузию во время гонений, постигших офицеров в России, стали со всех концов ее стекаться офицеры… И с гордостью могу здесь засвидетельствовать, что в то время, когда почти вся Россия была охвачена кошмаром самосудов, только у нас, в Грузии, благодаря сознательности масс и работе политических руководителей, не было ни одного случая насилия и самосуда над русскими офицерами».

Это заявление не удовлетворило русских генералов, и они продолжили обсуждение. Очевидно было, что Гегечкори не собирался отказываться от своих немецких союзников, но он принял без обсуждения разумное условие Алексеева, что, если будет заключено торговое соглашение и армия пошлет зерно в Грузию, оно не должно быть переправлено в Германию. В феврале 1919 года, когда лидеры Добровольческой армии хотели получить помощь Англии в борьбе с Грузией, они подготовили меморандум для англичан, в котором правда была искажена. Они сказали, что причиной провала в Екатеринодаре было нежелание грузин гарантировать, что русское зерно не будет реэкспортировано.

Много времени было потрачено не на переговоры, а на обмен колкостями по поводу тех или иных событий. Тон белогвардейских генералов больше подходил для криминальных обвинителей, чем для дипломатов, ищущих союзников. Алексеев обвинял грузин в вещах, которые они просто не в состоянии были исправить:

«Они [русские] ухлопали на Кавказ такие суммы, которые трудно себе представить. А во время войны было много собрано на Кавказе русского имущества, и это все русская копейка. И железные дороги, которые строились, разве каждая верста их не наша, русская? И неужели все собранное на Кавказе из центра России, случайно очутившееся там, должно перейти к грузинам, армянам и татарам, несмотря на то, что это привезено из центра и собиралось трудами великорусского мужика?..».

Что Алексеев хотел от грузин, чтобы они выдернули рельсы и отправили их обратно в Россию?

Шульгин отвел Гегечкори роль отвлекающего маневра в погибающей Российской империи, в то время как хороший дипломат сделал бы все, чтобы избежать упоминания прежних разногласий и ошибок. Шульгин открыто заговорил о предательстве, что, по сути, сделало дальнейшее сотрудничество русских белогвардейцев и грузинских меньшевиков очень сложным. Далее Шульгин заявил, что с севера на добровольцев нажимают большевики, с запада немцы, с востока, с занятием Баку, турки и немцы, а с юга в это время начинает нажим Грузия, а потом задал прямой вопрос: участвует ли в этой комбинации окружения и давления Добровольческой армии Грузия? Такой враждебной вопрос не требовал ответа, так как грузинская армия сотрудничала с кубанскими казаками и даже с Добровольческой армией, сражаясь против большевиков, и даже послала бронированный поезд.

Алексеев впал в тихую ярость, когда начал обсуждать этот подарок: «Генералу Масловскому был выделен бронированный поезд, но в поезде все, что только можно, было разрушено и испорчено. Такое отношение грузинских офицеров нельзя назвать преданным». Мазниев ответил, что генерал Масловский поставил свою подпись на документе, в котором говорилось, что поезд находится в хорошем состоянии. В том, что пулеметы в этом поезде не боеспособны, обвинять грузинское правительство было со стороны Алексеева более чем нетактично.

Вопрос, обсуждение которого окончательно провалило переговоры, касался обладания Сочинским округом. Грузинская армия оккупировала Сочи весной 1918 года, защищая его от большевиков. Впервые вопрос о том, должен ли находиться этот округ под властью Добровольческой армии или Грузии, был поднят в середине сентября. Социал-революционеры и меньшевики, преобладающие среди сочинских городских политиков, считали Добровольческую армию диктаторской и монархической организацией и не имели никакого желания попасть под ее правление. Они подготовили резолюцию, в которой просили Грузию временно присоединить к себе округ.

В Сочинском округе грузинское население составляло меньшинство (11 процентов), которое Гегечкори озвучил как 22 процента. Из пятидесяти деревень всего лишь одна состояла преимущественно из грузин. Без сомнения, Грузия не имела никаких прав на Сочи. Утверждение Гегечкори, что Грузия должна сохранить город из-за его стратегического значения, практически не имело смысла; конечно, Добровольческая армия имела больше шансов защитить Сочи, чем Грузия.

Гегечкори и Мазниев приехали в Екатеринодар с четкими инструкциями настаивать на сохранении Сочи за Грузией. Грузинская позиция была такова: республика присоединяет к себе Сочинский округ лишь временно и вернет его России, когда будет создано единое государство. Грузия не признавала Добровольческую армию способной говорить за всю Россию, поэтому отказалась решать вопрос с границами. В пылком монологе Гегечкори назвал Добровольческую армию частной организацией, что сильно обидело генералов. (Сложно понять, почему: Добровольческая армия никогда не называла себя всероссийской национальной организацией.)