Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Были еще две линии расследований, которые Никитин считал тогда не законченными. «Во-первых, досье компании «Сименс». Отделение этого общества на юге России было закрыто по подозрению в шпионаже еще при старом режиме распоряжением генерал-губернатора Киевского округа. Членом правления «Сименса» состоял достаточно известный казначей партии большевиков — Красин… Второе незаконченное расследование относилось к тем деньгам, которые… германское правительство препровождало еще до революции через банк «Сея» в Швеции на нужды германских военнопленных в России. Эти деньги передавались через посредство консулов нейтральных держав, причем контроль за их расходованием был для нас недоступен» [1753] Никитин Б. В. Роковые годы. С. 150–151. . Вот, собственно, на тот момент и все.

Данилкин не без оснований замечает: «И хотя Ленина, несомненно, использовали немцы; и хотя запах измены — такой же едкий, как запах миндаля, распространявшийся в натопленных вагонах вокруг боевиков, возивших в 1905-1906-м из Европы на себе динамит в обычных пассажирских поездах, — ощущается в этой истории даже сейчас, Ленин не был «немецким агентом»… Да, антивоенная и антиправительственная деятельность Ленина была объективно выгодна немцам, потому что — в данный конкретный момент, а не вообще — его агитация снижала дееспособность армии и государственных механизмов; но это не значит, что у Ленина были договор, обязательства перед немцами» [1754] Данилкин Л. Ленин. С. 528–529. .

На совещании руководства контрразведки 1 июля Никитин поставил перед собравшимися вопрос: «достаточны ли имеющиеся у нас данные для ареста большевиков». Общее мнение — достаточно.

Никитин принял ряд решений: «1. Приказал отменить производство всех 913 дел по шпионажу, больших и малых, находящихся в разработке контрразведки и не имеющих прямого отношения к большевикам, дабы усилить работу против большевиков… 2. Мы составили список двадцати восьми большевистских главарей, начиная с Ленина, и, пользуясь предоставленным мне правом, я тут же подписал именем главнокомандующего двадцать восемь ордеров на аресты… 3. Немедленно начать наступление на финляндском направлении по группе дел № 2 (Ленин — Парвус). Там, в Торнео и Белоострове, были активно настроенные коменданты, а из попавших в список 28 большевиков больше половины ездили к себе на дачи, а также в Выборг. Стало быть, была не исключена возможность их арестовать внезапно в вагоне, а к тому же зацепить с поличным… 1 июля я переселил за границу целый отряд контрразведки с 40 агентами». С 7 июля Никитин планировал приступить «к ликвидации большевиков в самом Петрограде».

В разгар большевистского восстания было принято решение дать наконец ход компромату. Половцов вспоминал: «К вечеру у меня в большом кабинете настоящий базар: собираются почти все члены правительства, считающие своей обязанностью мне давать советы… Среди общей суматохи утешением служит веселое лицо Пальчинского да ироническая улыбка Переверзева, сидящего в кресле напротив моего письменного стола. От этого последнего исходит единственное разумное предложение, когда бы то ни было слышанное мною от члена Временного правительства, а именно — немедленно опубликовать все имеющиеся у нас документы, доказывающие связь большевиков с немецким шпионажем… Поддерживаю идею Переверзева, и она приводится в исполнение» [1755] Половцов П. А. Дни затмения. С. 139. .

Вечером 4 июля Никитину, находившемуся, как мы помним, в Таврическом дворце, позвонил Балабин:

— Переверзев, который сидит с нами, спрашивает, не имеешь ли ты препятствий к немедленному опубликованию части тех данных об измене большевиков, о которых ты сегодня докладывал Половцову?

— Совершенно согласен. Считаю опубликование своевременным и могущим быть решающим при настоящем положении.

«Не могу не удостоверить, что Переверзев прекрасно отдавал себе отчет, что делает ставку на последнюю карту» [1756] Никитин Б. В. Роковые годы. С. 171. . Министр юстиции, словами Церетели, «принял решение немедленно опубликовать эти данные, чтобы, как он объяснял на другой день в печати, «поднять ярость солдат против изменников родины и революции» [1757] Церетели И. Кризис власти. С. 222. .

В это время в штабе округа появился Григорий Алексеевич Алексинский, бывший депутат Госдумы, публицист, участник плехановского «Единства». Он поделится воспоминаниями: «В штабе и среди членов Временного правительства, укрывшихся там, не было особенной бодрости и уверенности… Князь Львов имел вид подавленный. Чернова только что доставили побитым матросами. Терещенко и Некрасов приходили и уходили (больше, кажется, уходили, чем приходили) неизвестно откуда, куда и зачем… В штабе я имел беседу с прокурором И. Бессарабовым, который сообщил мне, что в Министерстве юстиции боятся за целость документов, уличающих Ленина и др… Поэтому, сказал мне Бессарабов, он, как прокурор Судебной палаты, решил с ведома министра юстиции передать документы мне с правом их оглашения в печати… Главным из них оказался секретный рапорт начальника Генерального штаба на имя военного министра Керенского и копии телеграфной переписки между помощником Парвуса Фюрстенбергом-Ганецким и некоторыми большевиками — Лениным, Зиновьевым, Коллонтай, Козловским и другими… Ознакомившись с документами, я пришел к заключению, что их можно и нужно огласить немедленно. Находившийся в штабе известный эсер, шлиссельбуржец В. Панкратов, был того же мнения, и, когда я предложил ему подписать вместе со мной соответствующее обращение в прессу, он охотно согласился» [1758] Алексинский Г. Проходимцы и шпионы (Из воспоминаний) // Тайна Октябрьского переворота. Ленин и немецко-большевистский заговор. С. 75, 76. .

Старый народоволец Василий Семенович Панкратов имел, естественно, собственную историю событий вечера 4 июля: «В это время совершенно неожиданно в штаб явился М. из контрразведки и сообщил, что материалы, уличающие Ленина, Троцкого и др. в сношениях с германским штабом, спасены… Начались разговоры о том, каким путем опубликовать эти документы…

— От кого же это сделать? От имени той или иной организации, от правительства? Где оно?

— Можно и от имени отдельных лиц. Ведь эти документы — телеграммы за номерами с точным указанием отправителей и адресатов, — заметил я.

— Быть может, вы согласитесь сделать это от своего имени? — предложил М.

— Совершенно ничего не имею против, но одной моей подписи, пожалуй, будет недостаточно. Желательно, чтобы были подписи и еще нескольких лиц, вполне известных…

В это время в штаб явился Алексинский… Узнав, в чем дело, он сразу согласился присоединить свою подпись… Составили с Алексинским заявление и подписались, предложив передать копии во все газеты» [1759] Панкратов В. Большевистский путч // Тайна Октябрьского переворота. Ленин и немецко-большевистский заговор. С. 84, 85. .