Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Революция, как могучее землетрясение, вывернула на поверхность глубинные пласты нации с ее бунтарским и анархическим началом, которые до того сдерживались скрепами императорской власти и поверхностными европейскими культурными напластованиями. «Мы проголодались по свободе и, при свойственной нам склонности к анархизму, легко можем пожрать свободу, — это возможно» [805] Горький М. Книга о русских людях. М., 2000. С. 437. , — пророчески замечал Горький.

Страна оказалась в расплавленном состоянии, во власти взбудораженного от неожиданного события народа, который почувствовал неограниченную свободу, всегда им трактовавшуюся как отказ от самоограничения, и страшно уставшего от войны. «Да и сатана Каиновой злобы, кровожадности и самого дикого самоуправства дохнул на Россию именно в те дни, когда были провозглашены братство, равенство и свобода. Тогда сразу наступило исступление, острое умопомешательство. Все орали друг на друга за малейшее противоречие: «Я тебя арестую, сукин сын!» — писал Бунин. Он приехал в Петроград в начале апреля. «В мире тогда уже произошло нечто невообразимое: брошена была на полный произвол судьбы — и не когда-нибудь, а во время величайшей мировой войны — величайшая на земле страна… На полпути извозчик неожиданно сказал мне то, что тогда говорили уже многие мужики с бородами:

— Теперь народ, как скотина без пастуха, все перегадит и самого себя погубит.

Я спросил:

— Так что же делать?

— Делать? — сказал он. — Делать теперь нечего. Теперь шабаш. Теперь правительства нету.

Я взглянул вокруг, на этот Петербург… «Правильно, шабаш». Но в глубине души я еще на что-то надеялся и в полное отсутствие правительства все-таки еще не совсем верил. Не верить, однако, было нельзя.

Я в Петербурге почувствовал это особенно живо: в тысячелетнем и огромном доме нашем случилась великая смерть, и дом был теперь растворен, раскрыт настежь и полон несметной праздной толпой, для которой уже не стало ничего святого и запретного ни в каком из его покоев. И среди этой толпы носились наследники покойника, шальные от забот, распоряжений, которых, однако, никто не слушал» [806] Бунин И. А. Окаянные дни. С. 79, 98-100. .

Сорокин с горечью наблюдал, как стремительно исчезали «морально-правовые и религиозные нормы — не убий, чти отца твоего и мать твою, люби ближнего, не лги, защищай свое отечество и церковь, трудись и т. п., вплоть до детальных норм судопроизводства и судоговорения…» Высшей формой имморализма стало полное пренебрежение к человеческой жизни. «Убийства, убийства и без конца убийства» — вот краткое резюме греческих и римских, египетских и китайских, персидских и турецких, средневековых и более поздних революций, вплоть до русской и германской от Р. Х. 1917–1923» [807] Сорокин П. А. Социология революции. С. 135–136, 141. .

«Революция, которая началась с военного бунта, перенесла мораль войны на все общественные отношения», — писал князь Евгений Николаевич Трубецкой. И добавлял: «Как только массы поверили, что враг не вне, а внутри государства, весь обычный кодекс войны стал применяться к этому внутреннему врагу. Избиение «буржуев» и офицеров, грабительские реквизиции «по праву войны» стали делом легким и обычным» [808] Трубецкой С. Н., Трубецкой Е. Н. Избранное. М., 2010. С. 528, 672. .

Уже 27 февраля из самых разных мест поступала информация о поджогах, погромах и армейских бунтах. В массовом порядке убивали не только офицеров, о чем было выше. Убивали представителей правоохранительных органов. 28 февраля полковник Борис Фомин записал: «Около здания Технологического института на углу Загородного проспекта… на снегу лежали трупы трех жандармов. Убитые были в вольной одежде, но, благодаря высоким сапогам и синим рейтузам, заметным при ходьбе в разрезе пальто, они были опознаны толпой и зверски убиты. У трупов животы были вспороты, и внутренности выпали на мостовую. Это была первая кровь, которую я увидел за эти грозные дни так называемой бескровной революции. Вид изуродованных трупов и глумление толпы произвели на меня самое тяжелое впечатление: выпущенный на свободу человек-зверь делал свое гнусное дело» [809] Фомин Б. В. Первые месяцы после февральской революции в запасном батальоне Лейб-гвардии Измайловского полка // 1917 год в судьбах России и мира. Февральская революция. От новых источников к новому осмыслению. М., 1997. С. 294, 303. .

Еще свободный на тот момент Глобачев писал: «Те зверства, которые совершались взбунтовавшейся чернью в февральские дни по отношению к чинам полиции, корпуса жандармов и даже строевых офицеров, не поддаются описанию. Они нисколько не уступают тому, что впоследствии проделывали над своими жертвами большевики в своих чрезвычайках… Городовых, прятавшихся по подвалам и чердакам, буквально раздирали на части: некоторых распинали у стен, некоторых разрывали на две части, привязав за ноги к двум автомобилям, некоторых изрубали шашками. Были случаи, что арестованных чинов полиции и жандармов не доводили до мест заключения, а расстреливали на набережной Невы, а затем сваливали трупы в проруби. Кто из чинов полиции не успел переодеться в штатское платье и скрыться, тех беспощадно убивали» [810] Глобачев К. И. Правда о русской революции. Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. М., 2009. С. 130. .

Всего, как будет установлено по материалам Чрезвычайной следственной комиссии, в первые дни «бескровной» революции только в одном Петрограде было убито и ранено минимум 1315 человек, из них 53 офицера, 73 полицейских, 602 солдата и 587 гражданских лиц [811] Мельгунов С. П. Мартовские дни 1917 года. М., 2006. С. 98. . Полагаю, цифры занижены.

Революция, примитизировав сознание, психику людей, приучила миллионы смотреть на насилие как на универсальный метод решения любых проблем.

Пресса в марте наполнилась сообщениями о разгуле криминалитета. Из Одессы сообщали: «В одном из ресторанов состоялся своеобразный митинг представителей уголовного мира. Митингом руководил отпущенный под честное слово из тюрьмы приговоренный к бессрочной каторге начальник разбойничьей шайки, наводившей ужас в Бессарабии, Котовский. Ораторы единодушно отмечали, что прежний строй способствовал росту преступности и что теперь положение изменилось, и необходимо взяться за честный труд» [812] Русские Ведомости. 1917. 17 марта. № 61. . Заметка корреспондента «Утра России» из Киева: «В Белгородке бандой разбойников была обезоружена милиция и захвачена власть. Выехавший из Киева воинский отряд под командованием подпоручика Башинского выдержал с разбойниками настоящую бойню. Задержано 12 грабителей. В местечке Брусилове — еврейский погром. Из Киева выехали на автомобилях милиционеры и воинские команды. В Овруче разбиты склады денатурата. Отбросы населения перепились. В городе полная анархия. В Овруч высланы войска» [813] Утро России. 1917. 31 марта. № 84. .