Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

Провинциальная пресса чем дальше, тем больше переполнялась описанием разрухи и сатирическими материалами. «Ростовский вестник» в апреле писал: «К своему удивлению, обыватель видит, что налоги не уничтожаются, что хвосты у лавок не уменьшаются, а потому и решает: «Все это было и раньше! Только раньше был исправник, теперь комиссар; раньше — полиция, теперь — милиция. Коротко: начальство есть, хвосты есть, следовательно, ничего нового не произошло». Исследовательница провинциальных СМИ констатировала, что она являлась «информационным источником, посредством которого действительность характеризовалась в контексте вывода: «Все плохо!». Это становилось основой массовых настроений и в свою очередь влияло на социально-политическую дестабилизацию в государстве» [893] Семенова Е. Ю. Сатирические материалы в региональной периодической печати как информационный ресурс по формированию настроений тылового населения в годы Первой мировой войны // Россия в годы Первой мировой войны. 1914–1918. С. 532–533. .

Книгоиздатели сразу переориентировались на конъюнктуру. Причем спросом пользовались не только эротические романы из жизни царственных особ. Пришвин 23 марта: «В это время газетного голода вынес некий торговец множество книг в зеленой обложке, мгновенно его окружила огромная толпа, и когда я добился очереди, то ни одной книги для меня не нашлось: все было раскуплено. Книга эта была «История Французской революции». Кто только не прочел ее за эти дни! Прочитав, некоторые приступили читать историю Смутного времени, которая читалась с таким же захватывающим интересом, как история Французской революции» [894] Пришвин М. М. Дневники 1914–1917. С. 66. .

Но литература серьезная и классическая пропала. Горький писал 31 мая: «С книжного рынка почти совершенно исчезла хорошая, честная книга — лучшее орудие просвещения… Нет толковой, объективно-поучающей книги, а расплодилось множество газет, которые изо дня в день поучают людей вражде и ненависти друг к другу, клевещут, возятся в пошлейшей грязи, ревут и скрежещут зубами, якобы работая над решением вопроса о том — кто виноват в разрухе России?» [895] Горький А. М. Несвоевременные мысли. С. 38.

Библиотечные хранилища, как и все остальное в стране, стали предметом тотального разграбления. «В силу целого ряда условий у нас почти совершенно прекращено книгопечатание и книгоиздательство и в то же время одна за другой уничтожаются ценнейшие библиотеки. Вот недавно разграблены мужиками имения Худекова, Оболенского и целый ряд других имений. Мужики развезли по домам все, что имело ценность в их глазах, а библиотеки — сожгли, рояли изрубили топорами, картины — изорвали. Предметы науки, искусства, орудия культуры не имеют цены в глазах деревни, — можно сомневаться, имеют ли они цену в глазах городской массы» [896] Там же. С. 13. .

Мыслящие современники отмечали удивительную интеллектуальную и культурную бессодержательность революционного года. Бенуа писал, что в творческих кругах «говорили много о художественной бездарности революции. Ни памфлетов, ни куплетов, ни листков, ни какой-либо самодельщины наивной. Все по-старому, уныло, без пафоса, похоронно» [897] Бенуа А. Н. Дневник 1916–1918 гг. С. 311. .

Какова была идеология власти? Никакой. Довести страну до Учредительного собрания. Довести войну до победного конца. Бердяев утверждал в августе: «Революция не одухотворена никакими творческими и оригинальными идеями. Господствуют отбросы давно уже разложившихся социалистических идей. Эти охлажденные идеи потеряли всякую этическую окраску и разогреты лишь разнузданием и разъярением корыстных интересов и страстей» [898] Бердяев Н. А. Падение священного русского государства. С. 611. .

Интеллигенция теряла ориентиры. Мережковский и Гиппиус направились 19 марта на заседание Союза писателей. Зинаида Михайловна заносит в дневник: «О «целях» возрождающегося Союза не могли договориться. «Цели» вдруг куда-то исчезли. Прежде надо было «протестовать», можно было как-то выражать стремление к свободе слова, еще к какой-нибудь, — а тут хлоп! Все свободы даны, хоть отбавляй. Что же делать? Пока решили все «отложить», даже выбор Совета» [899] Гиппиус З. Дневники. С. 135. .

«Она должна признаться, что в нынешних тяжелых испытаниях она оказалась несостоятельной даже с точки зрения своей интеллигентности, т. е. с точки зрения своих знаний и своего понимания. Она оказалась полузнающей, и иногда и вовсе не знающей того, за разрешение чего она так смело бралась» [900] Покровский И. Перуново заклятье // Из глубины. Сборник статей о русской революции. М., 1990. С. 228. , — писал об интеллигенции правовед Иосиф Алексеевич Покровский.

Куда-то подевались творческие планы. Бенуа 20 марта переживал «разочарование в своих живописных работах… Все прервано, во всем утеряна нить творческой радости. Моментами ужасно хочется… заболеть, слечь на месяц в постель, полежать в полузабытьи. Может быть, даже отведать страха смерти для того, чтобы лучше оценить жизнь! Или еще — уехать бы из России вон, хоть в Германию» [901] Бенуа А. Н. Дневник 1916–1918 гг. С. 215. .

Искусство опрощалось. Даже внешне. «Мариинку не узнать, — писали «Биржевые ведомости» 13 марта. — Как будто ее кто-то подменил. В партере, где раньше виднелись декольте и безукоризненные фраки и смокинги, — сегодня будничные пиджаки, солдатские гимнастерки и даже косоворотки. Главный занавес, на котором был изображен государственный герб, снят и заменен другим. Золотые короны на царской и великокняжеских ложах завешаны белым сукном. Капельдинеры сняли придворные ливреи и обрядились в пиджаки» [902] Биржевые ведомости. Вечерний выпуск. 1917. 13 марта. № 16133. .

Репертуар театров и кино перестраивался с учетом новых веяний и вкусов публики. 19 марта в Мариинском и Александринском театрах на праздничных спектаклях с участием членов Временного правительства и Петросовета великий Федор Иванович Шаляпин исполнял написанный им самим гимн «Свободный гражданин». Всего было написано полтора десятка новых гимнов революционной России. Вертинский отмечал: «В маленьком Петровском театре, где я выступал, режиссер Давид Гутман, большой шутник и выдумщик, ставил наспех сколоченную пьеску «Чашка чая у Вырубовой»; предприимчивые кинодельцы — Дранков, Перский и другие — уже анонсировали фильмы с сенсационными названиями вроде «Тайна Германского посольства» и пр.» [903] Вертинский А. Н. Дорогой длинною… С. 87.

Система образования, освободившись от «оков реакционного режима», готова была воспарить к новым, раскрепощенным интеллектуальным высотам. Одним из первых распоряжений министр народного просвещения Мануйлов позволил восстановиться на службе преподавателям, отстраненным царскими властями за свою политическую деятельность. Мечты университетской профессуры — предоставление автономии университетам и академической свободы преподавателям — немедленно стали былью. Были решены «вечные» для российских университетов еврейский и женский вопросы.