Николай Бурденко - Военный госпиталь. Записки первого нейрохирурга

В начале войны 1914–1918 гг. порвалась литературная связь не только с нашими противниками, но и с союзниками. Это было непонятно — как раз во время войны нашему Военно-санитарному управлению следовало бы организовать не только свою собственную, самую широкую, но и самую точную осведомленность по мероприятиям у союзников и у противников, хотя бы через нейтральные страны; далее, осведомить всех начальников фронтов, армий, правление Красного Креста, Земского и Городского союзов и консультантов об этих мероприятиях. Ни того, ни другого, ни третьего сделано не было. Кое-что, и нерегулярно, получалось в тогдашних книжных магазинах. Хотелось думать, что если мы, рядовые работники, не осведомлены, то, может быть, где-то в недрах тогдашнего Военно-санитарного управления, где так царил бюрократический бог, все-таки есть этот материал, но он «засекречен». Как оказалось впоследствии, когда я получил возможность рассмотреть «секретные залежи», там ничего не было, за исключением чисто формальных приказов.

Военно-санитарное тогдашнее руководство даже не сумело использовать взятых в плен самого Барани и Егера, начавших уже тогда работать над проблемой первичного шва, — Барани был возвращен в Австрию, а Егер погиб от сыпного тифа в Иркутске. При этом у Барани перед возвращением на родину отобрали копии его работы. Какую судьбу им уготовили цензурные учреждения — остается неизвестным: во всяком случае, Военно-санитарное ведомство об этом или не знало, или не сумело ими воспользоваться. Не знаю, но во всяком случае использование копий не было бы даже плагиатом, так как к этому времени подлинник был уже напечатан. Интересно также здесь и следующее: американцы регулярно получали во время войны германскую литературу, и Кушинг написал Барани письмо 10.11.1916 г.

На фронте уже с первых месяцев чувствовалось отсутствие военно-санитарной и, в частности, военно-полевой хирургической стратегии. Появились грозные случаи анаэробной инфекции, грубейшим образом нарушалась система асептики и антисептики, отвратительно производилась иммобилизация, царила какая-то вакханалия ампутаций, вставлялись преступным образом турунды, превратившиеся в затычки раневых отверстий, транспорт носил характер долгожданного и случайного, расстановка врачей принимала циничный характер, эвакуационный процесс превращался в путь продленных и отягощенных предсмертных страданий.

Все это не внушало мысли военно-санитарному руководству послать, если можно так выразиться, военно-санитарных атташе к союзникам и поручить нашим атташе в нейтральных странах гнать и гнать к нам литературу. Как это ни грустно за оскорбление своего народа, а нужно в отношении наших бюрократов перефразировать выражение Фурместро: если французские военно-санитарные заправилы имели границы своего горизонта в заборах госпиталей, то у наших заправил этой границей были абрисы их носа, согласно пословице: дальше своего носа ничего не видно.

Было бы несправедливо замалчивать деятельность, инициативу и порывы врачей улучшить положение, сгладить провалы, создать разумное, новое и в деле организации, и в деле лечения. К числу светлых моментов нужно отнести работу д-ра Бритнева, который первый и самостоятельно начал применять первичную обработку и первичный шов при определенных видах черепно-мозговых ранений. Об этом сообщил мне мой друг Н. Н. Петров. Это была волнующая новость, возбудившая сначала недоверие у меня, ученика школы Цеге-Мантейфеля. Но убеждение в том, что непонимание факта не дает права на его отрицание, заставило меня написать письмо своему учителю д-ру Хольбеку, который мне сообщил о том, что д-р Барани бывший у нас в плену, производил первичную обработку и закрывал освеженные раны первичным швом, иногда наглухо, иногда с турундой между кожных краев, и первичный шов способствовал быстрому заживлению, предохраняя мозговую ткань от травм турундами и тампонами.

Попытки добыть работы Барани и связаться с д-ром Бритневым мне не удались; последнее — потому, что на нашем участке развились ожесточенные бои, и отлучаться было нельзя. Но это сообщение дало мне повод собрать литературу.

Хронологически Барани был первый, который сообщил о своих наблюдениях по первичной эксцизии и первичному шву при черепно-мозговых ранениях за время с ноября 1914 г. по 19.IV.1915 г., и соответствующая работа появилась в печати 20.V.1915 г. в Wiener Klin. Wochenschr. под заглавием: «Primare Wundnaht bei Schussverletzungen speciell dcs Gehirns».

Но одновременно с ним и независимо oт него учение о первичной эксцизии и первичном шве, а пожалуй, даже и раньше, чем он, стали проводить в жизнь Делоре и Жак Кохер (Delore и J. Koeher), которые 15.VI.1915 г. произвели первичную эксцизию и положили глухой шов при ранении коленного сустава. Англичанин Грей (Gray) около того же времени сообщил, что он начал применять первичную эксцизию и первичный шов уже с ноября 1914 г.

Нас интересует, почему ряд людей независимо друг от друга и утверждая независимость от предыдущих работ (допустим, что это факт) приходят на различных пунктах фронта мировой войны, работая в разных условиях театра военных действий, к одинаковым выводам и устанавливают почти тождественные методы работы. Ведь из исторического обзора было видно, что первичная эксцизия предлагалась и по-своему обосновывалась, что первичный шов предлагался и тоже обосновывался. Первичная эксцизия и закрытие раны тоже предлагались, и на травме мирного времени это было блестяще доказано Риманом на громадном материале осложненных переломов. В частности, Бергман предлагал и произвел в пяти случаях первичную обработку и первичный шов при черепно-мозговых повреждениях, правда, в мирное время.

Очевидно, создалась какая-то общая на всех фронтах ситуация, которая повелительно повела к однородным заключениям, противоположным установкам, существовавшим до войны. Это было вызвано изменением характера вооружения армии и изменением тактики боев, а именно, массовостью артиллерийского огня. Уже в Франко-прусскую и Русско-японскую войны начиналось увеличение числа артиллерийских ранений по сравнению с прежними войнами, как это можно видеть из помещенной ниже таблицы.

В мировую войну 1914–1918 гг. артиллерийские ранения вырастают до поразительных размеров. Общие валовые цифры складываются в следующие отношения по годам:

в 1914 году артиллерийских ранений — 75,00 %, ружейных — 23,00 %,

в 1917 году — 67,03 %; 11,65 %,

в 1918 году — 61,00 %, 15,00 %,

недостающие проценты падают на новые способы поражения: