Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1: Греция

Однако это использование басни в публичных речах, разработанное с такою тщательностью, на практике оставалось очень ограниченным. Ораторы, особенно ораторы политические, относились к басне с пренебрежением. Со II века до н. э. политическим центром Средиземноморья стал Рим; в Риме бушевали гражданские войны, красноречие там было оружием в жестокой политической борьбе, наивная басня для такого красноречия была бесполезна. Цицерон в I веке до н. э. не пользуется баснями в речах и не рассматривает их в риторических трактатах. Современная ему «Риторика к Гереннию» видит в басне лишь средство развлечения, но не доказательства: «Если слушатели будут утомлены, то начнем с какого-нибудь способа возбудить смех: с притчи, басни, похожего передразнивания, передержки, иронии…» (I, 6, 10). Даже Квинтилиан, писавший полтораста лет спустя в мирной обстановке риторической школы, отзывается о басне высокомерно: «Басни… способны увлекать души по преимуществу людей грубых и невежественных, которые прислушиваются к выдумкам с большей непосредственностью и, пленившись их усладою, легко соглашаются с тем, что доставляет им удовольствие» (V, 11, 19).

Вот как случилось, что басня, некогда бывшая боевым оружием общественной борьбы, на новом этапе общественного развития оказалась не у дел, осталась риторическим упражнением или занимательным чтением на досуге, должна была применяться к сознанию детей в школе и обывателей в жизни. Посмотрим, как сказалось это ее положение на содержании и строении древнейшего доступного нам басенного свода – «основного эзоповского сборника» I–II веков н. э.

«Басня есть вымышленный рассказ, являющий образ истины». Как известно, основная особенность басенного жанра – в том, что эта «истина», составляющая ее идейное содержание, не остается скрытой в образах и мотивах, а декларативно формулируется в морали. Это облегчает нашу работу. Попробуем сделать обзор идейного репертуара басен по тем моралям, которые выводили из них составители эзоповского сборника (не смущаясь тем, что порой, на наш взгляд, эти морали выведены весьма произвольно – см., например, басню № 128: ворон схватил змею, а она его ужалила, и ворон сказал: «погибаю от собственной добычи!»; оказывается, «басню эту можно применить к человеку, который нашел клад и стал бояться за свою жизнь»). Мы увидим, что такие сентенции явственно распадаются на несколько смысловых групп.

В мире царит зло ,– говорит первая группа моралей (около 30 басен). В центре ее внимания – «дурной человек» (№ 96). Он творит зло и будет творить зло, несмотря ни на что (№ 16, 122, 155, 156: басни типа «Волк и ягненок», «Волк и журавль»). Исправить его невозможно (№ 69, 166, 192): он может изменить свой вид, но не нрав (№ 50, 107: морали типа «сколько волка ни корми, он все в лес глядит»). Его можно только бояться и сторониться (№ 19, 52, 64, 93, 194, 209, 221: морали типа «бойся данайцев, даже дары приносящих»). Дурному человеку никогда не стать хорошим, а хороший сплошь и рядом становится дурным (№ 152, 200: басни типа «Мальчик-вор и его мать»).

Судьба изменчива ,– говорит другая группа моралей (около 20 басен), – и меняется она обычно только к худшему (№ 179). От судьбы все равно не уйдешь (№ 162, 185, 218). Поэтому человек должен уметь применяться к обстоятельствам и все время помнить, что в любой момент они могут измениться (№ 39, 112, 172, 224: басни о цикаде и муравье или о летучей мыши, которая выдает себя то за птицу, то за зверя). Удачи не стоят радости, а неудачи – печали: все преходяще, и ничто не зависит от человека (№ 13, 21, 24, 78: морали типа «И радости и горя в жизни поровну»).

Видимость обманчива ,– говорит третья группа моралей (около 35 басен). За хорошими словами часто кроются дурные дела (№ 22, 33, 34, 45, 90: мужик обещал не выдавать лису охотникам словом, но выдал жестом), за величавым видом – ничтожная душа (№ 27, 108, 111, 141, 177, 188: лиса, увидев трагическую маску, сказала: «Что за лицо, а мозгу нет!»). Люди хвастаются, что могут делать чудеса, а не способны на самые простые вещи (№ 40, 56, 161: звездочет, засмотревшись на звезды, падает в яму); те, на кого надеешься, могут погубить, а те, кем пренебрегаешь,– спасти (№ 74, 75, 150: басни типа «Лев и мышь» или «Олень у ручья», любующийся своими рогами и гнушающийся ногами). Поэтому надо уметь узнавать дурных и под личиной (№ 9, 37, 38, 142, 190: так лиса не пошла ко льву, видя, что все следы ведут в его логово, но не обратно), лицемеров сторониться (№ 35, 158, 160), а для себя желать благ не показных, а внутренних (№ 12, 130, 229: лиса говорит барсу: «у тебя шкура испещренная, а у меня голова изощренная!»).

Страсти пагубны , потому что они ослепляют человека и мешают ему различать вокруг себя за видимостью сущность, – такова четвертая группа моралей (более 35 басен). Самая пагубная из страстей – алчность (№ 126, 128, 133, 178: басни типа «Собака с куском мяса», завидующая своему отражению в реке): она делает человека неразумным и опрометчивым (№ 9, 43, 48, 49, 57, 81, 135, 201: морали типа «человек ищет то, чего не имеет, а потом не знает, как избавиться от того, что нашел»), она заставляет его бросать надежное и устремляться за ненадежным (№ 4, 6, 18, 58, 87, 94, 117, 129, 148: морали типа «не отдавай синицу в руках за журавля в небе»). За алчностью следует тщеславие, толкающее человека к нелепому бахвальству и лицемерию (№ 14, 15, 20, 98, 110, 151, 165, 174, 182: басни типа «Лев и осел на охоте» или «Лиса и виноград»); затем – страх, заставляющий человека бросаться из огня в полымя (№ 76, 127, 131, 217); затем – сластолюбие (№ 80, 86), зависть (№ 83), доверчивость (№ 140) и другие страсти.

Освободившись от страстей, человек поймет, наконец, что самое лучшее в жизни – довольствоваться тем, что есть , и не посягать на большее; это – пятая группа моралей (около 25 басен). Не надо искать того, что не дано от природы (№ 184); нелепо соперничать с теми, кто лучше или сильней тебя (№ 2, 8, 70, 83, 104, 125, 132, 144: ворону с ястребом, дубу с тростником, Аполлону с Зевсом); каждому человеку дано свое дело, и каждому делу – свое время (№ 11, 54, 63, 97, 114, 169, 212: басни типа «Мот и ласточка»).

Из этого основного жизненного правила вытекает ряд частных правил. В своих делах можно полагаться только на себя (№ 30, 106, 231: «Афине молись, да и сам шевелись») и на свой труд (№ 42, 147, 226: так крестьянин заставляет сыновей в надежде на клад перекопать виноградник). Друзей-помощников нужно выбирать с большой осмотрительностью (№ 25, 65, 72, 84, 145, 199: «Лев и дельфин», «Два товарища и медведь»), платить им благодарностью (№ 61, 77: поделом погиб олень, который спасся в винограднике, а потом стал его объедать), но самому ни от кого благодарности не ждать (№ 120, 175, 176, 215: басни типа «Прохожий, отогревший змею»). В жизненных тяготах нужно запасаться терпением (№ 189) и всесмягчающей привычкой (№ 10, 195, 204), учиться на своих и на чужих ошибках (№ 79, 134, 149, 171, 207: «будь ты и мертвая, а я к тебе не подойду», – говорит мышь кошке), а если все-таки придет несчастье – утешаться тем, что оно пришло не к тебе одному (№ 23, 68, 113, 138, 216). В конечном счете жизнь все-таки всегда лучше смерти (№ 60, 85, 118: басни типа «Крестьянин и смерть»).