Оксана Киянская - Декабристы

Надо заметить, что мистификация удалась. Об истинном времени приезда Ипполита не догадался никто, в том числе и Матвей Муравьев-Апостол. Более того, торжественное появление прапорщика на площади в момент молебна поразило воображение его старшего брата Матвея; впоследствии он описывал этот эпизод много раз. «В 12 часов по полудни роты были собраны — и тут брат мой меньшой Ипполит меня крайне огорчил своим неожиданным приездом… Между тем священник Черниговского полка отпел молебствие и прочел “Катехизис” по совету Бестужева-Рюмина. После сего роты пошли в поход», — рассказывал Матвей на следствии. «Роты, помолившись, готовились выступить из Василькова; тут подъезжает почтовая тройка, и брат Ипполит бросается в наши объятья… Напрасно мы его умоляли ехать далее в Тульчин, место его назначения; он остался с нами», — читаем в его мемуарах {982} .

Но для сокрытия от ближайших соратников и даже от Матвея время приезда Ипполита у Сергея Муравьева-Апостола должны были быть веские основания. По-видимому, сведения, которые привез посланец из Петербурга, оказались настолько секретными, что о них не должен был знать никто.

Матвей Муравьев-Апостол показывал на следствии: «Он (Ипполит. — О. К.) говорил, что имел от Трубецкого письмо к брату, но, узнав в Москве, что Свистунов арестован, он оное сжег, коего содержание не знал» {983} . Очевидно, следователи, удовлетворившись этими показаниями, Сергея Муравьева-Апостола о письме вообще не спрашивали. На основании тех же показаний в «Донесении Следственной комиссии» отмечено, что письмо доставлено не было {984} . Эти сведения перекочевали в историографию — и Н. Я. Эйдельман рассуждал о «зеленом мальчике» Ипполите, который «даже не догадался прочесть “истребляемое письмо”» {985} .

На самом деле, рассказывая о письме, Ипполит попросту лгал брату. Свистунов оказался в курсе некоторых моментов содержания этого письма, а сообщить ему их мог только Ипполит {986} . Естественно, это не могло произойти после ареста кавалергардского корнета. Нетрудно предположить, что Ипполит сжег письмо Трубецкого Сергею Муравьеву утром 19 декабря, вместе с письмом Орлову, предварительно прочтя оба послания.

Доказательством же того, что младший брат сумел адекватно донести до руководителя восстания Черниговского полка содержание адресованного ему письма, служат действия «во имя Константина», к которым Сергей Муравьев прибег сразу же после чтения «Катехизиса». Этот лозунг, вполне органичный на Сенатской площади, во время южного восстания выглядел странно, поскольку Черниговский полк давно уже присягнул Николаю. Имя Константина во время южного восстания не могло возникнуть стихийно. Скорее всего, Муравьев начал действовать таким образом, как предлагал ему в своем письме Трубецкой.

Но вряд ли Сергей Муравьев стал бы мистифицировать соратников только из-за «константиновского» лозунга. Обстоятельства командировки Александра Мозалевского в Киев свидетельствуют: в письме, скорее всего, содержались адреса тех людей, с которыми Муравьев, чтобы выполнить «южную» часть плана Трубецкого, должен был связаться в Киеве, а потому эмиссар восставших не мог быть послан в город до приезда Ипполита.

Командировка Мозалевского — одна из самых непроясненных на сегодняшний день страниц восстания на юге. Мозалевский показывал, что Сергей Муравьев-Апостол, дав ему надеть партикулярное платье и предупредив об осторожности, «вручил три катехизиса, запечатанные в конверт, но не надписанные, приказав, чтобы по приезде в Киев по распечатании отдать их отправившимся со мною трем рядовым и одному унтер-офицеру в шинелях, у которых сам же Муравьев отпорол погоны, с тем, чтобы они роздали те катехизисы состоящим в Киеве солдатам, также дал мне письмо Курского пехотного полка к майору Крупникову и велел сказать ему, чтобы шел с баталионом в Брусилов на сборное место» {987} .

Но оказалось, что такого офицера в Курском полку не было. Как показали архивные изыскания, руководитель восстания перепутал майора Крупеникова (Крупникова) с его младшим братом, поручиком Александром Крупениковым, действительно служившим в Киеве, но к движению декабристов никакого отношения не имевшим {988} .

Мозалевский настаивал, что получил от Муравьева только один адрес. Но рядовой Курского полка Степан Кошелев поведал следствию, что Мозалевский просил проводить его с Подола, где находились казармы полка, до Печерска, где якобы живет его брат {989} . Естественно, что никакого брата у Мозалевского в Киеве не было, а в Печерск — район Киева, где находились квартиры всех военных и гражданских начальников, — он должен был попасть по заданию Муравьева-Апостола.

В 1997 году была предпринята попытка установить личность жившего на Подоле второго адресата послания руководителя мятежа. Им оказался Павел Ренненкампф, обер-квартирмейстер 4-го пехотного корпуса, близкий к корпусному командиру князю Щербатову, хороший знакомый Сергея Трубецкого и многих других заговорщиков. Удалось выяснить также, что Ренненкампф состоял в тайном обществе и обещал восставшим поддержку {990} . Очевидно, именно он мог быть связующим звеном между командованием корпуса и восставшими черниговцами. Однако к Ренненкампфу Мозалевский не попал.

В «Записках» И. И. Горбачевского содержатся сведения, что у Мозалевского было и третье письмо, «адресованное на имя одного поляка» {991} . Попытки установить его личность не увенчались успехом. Но вряд ли в данном случае столь уж важны точные адреса тех лиц, к которым послал Мозалевского Сергей Муравьев. Несмотря на личное мужество молодого офицера, его миссия не могла увенчаться успехом. Время было упущено: в Киеве объявили тревогу, городские власти отдали приказ задерживать всех подозрительных лиц. Прапорщик попытался скрыться, но — очевидно, от усталости — потерял бдительность и на выезде из города был арестован. Впоследствии, уже на каторге, он рассказывал, что князь Щербатов, допрашивая его вскоре после ареста, заметил: «Я знаю лично С. И. Муравьева, уважаю его и жалею от искреннего сердца, что такой человек должен погибнуть вместе с теми, которые участвовали в его бесполезном предприятии. Очень жалко вас: вы молодой человек и должны также погибнуть», — и при этом «слезы катились у доброго генерала» {992} .

Щербатов отказался выполнить прямой приказ главнокомандующего 1-й армией — не вывел 4-й корпус против мятежников. Все шесть дней восстания между Васильковом и Киевом не было правительственных войск, Муравьеву был открыт путь на Киев, и поход туда был для него единственной возможностью избежать быстрого разгрома. Однако руководитель восстания этого не знал. После того как Мозалевский не вернулся в полк к назначенному сроку, подполковник принял решение на Киев не идти.