Оксана Киянская - Декабристы

Киселев считает, что в тайные агенты следует вербовать «людей благородных и по хорошему воспитанию способных быть верными орудиями для отвращения зла, а не бесчестными клеветниками, годными только для размножения оного». «Для тайных розысков должны сколь возможно быть употреблены люди умные и хорошей нравственности; от выбора сего наиболее зависит успех в приобретении сведений и содержание оных в надлежащей тайне», — вторит ему Пестель {151} .

Характерно, что сферы деятельности органов сыска Пестель и Киселев тоже представляют себе в общем одинаково. Одно из главных направлений их деятельности — слежка за «настроением умов». «Нет ли между войсками ропота, вредных мыслей и тайных сходбищ? Не возобновляются ли уничтоженные масонские ложи и нет ли суждений о делах политических?.. В чьем доме чаще сходятся в приметном количестве офицеры?» — эти вопросы, по мнению Киселева, должны были составлять «предметы наблюдения» тайных агентов. Пестель же считал, что «тайные вестники» должны «узнавать, как располагают свои поступки частные люди: образуются ли тайные и вредные общества, готовятся ли бунты… распространяются ли соблазн и учение, противное законам и веры, появляются ли новые расколы и, наконец, происходят ли запрещенные собрания и всякого роду разврат» {152} .

Как видно из сопоставления этих двух документов, они близки не только по идеям, но и по форме их выражения. Уместно предположить, что «Положение об учреждении при 2 армии высшей полиции» — плод совместного творчества начальника штаба и «витгенштейнова адъютанта». Очевидно также, что та часть «Записки о государственном правлении», где Пестель повествует об образовании Вышнего Благочиния, написана под непосредственным влиянием военно-полицейских идей Киселева.

Пестель не только теоретически разделял взгляды начальника штаба и помогал ему в организации полиции, но и сам довольно активно действовал в роли «тайного вестника» — причем, конечно, не рядового, а организатора шпионской сети деятельности. И эта работу, как и деятельность по подготовке армейских реформ, Пестель не оставил, даже уйдя из штаба в конце 1821 года.

Пестель был хорошо осведомлен о всякого рода контрабандистах, орудующих в крае, прекрасно знал, кто из военнослужащих им пособничает. Когда он стал командиром Вятского полка, то сразу же потребовал от Киселева замены одного из замешанных в контрабанде офицеров — подполковника Каспарова. Вообще очевидно, что именно борьба с контрабандой была основным полем его военно-полицейской деятельности. Из переписки Пестеля с родителями выясняется, что в 1825 году ему было даже поручено вести некое дело о контрабанде, находившееся под личным контролем «государя и великого князя». Отец Пестеля надеялся, что успешное выполнение задания принесет сыну генеральский чин {153} .

В сферу деятельности Пестеля входил и надзор за проведением следствия в отношении провинившихся военнослужащих. Так, в 1821 году он писал Киселеву о некоем «офицере Акинке», попавшем под следствие. Суть этой истории неизвестна, но из письма следует, что Пестель вел параллельное, неофициальное расследование по заданию начальника штаба и информировал его, что хотя «не имел возможности собрать все подробности о преступлении и о следствии», всё же считает, что офицера «необходимо наказать… довольно строго, чтобы это произвело впечатление, однако же без разглашения этого дела слишком публично» {154} .

Активно занимался Пестель и наблюдением за «настроением умов» и поведением офицерского состава 2-й армии. Из переписки Пестеля с Киселевым известно, например, что на всех без исключения офицеров первый вел секретную картотеку, а второй, санкционировавший подобный сбор информации, пользовался ею в своей практической деятельности {155} . Впоследствии, приняв под команду Вятский полк, Пестель постарался удалить из него не только «контрабандиста» Каспарова, но и всех «неблагонадежных» младших командиров.

Естественно, что вся эта работа была бы невозможна без целого штата специальных осведомителей. И именно их действий справедливо опасался в 1825 году капитан А. И. Майбо-рода, подавая донос на своего командира. Майборода считал, что Пестель вербовал своих агентов прежде всего из местных евреев {156} .

Очевидно, что военно-полицейская деятельность была для Пестеля непосредственно связана с заговорщической. Она способна была упрочить его положение в штабе, предоставляла доступ к секретной штабной информации, открывала возможности для получения сведений о настроениях в солдатской и офицерской среде. Поэтому свои обязанности «тайного вестника» Пестель исполнял совершенно бестрепетно.

Зато в лице начальника штаба Пестель до 1823 года имел мощную поддержку; пожалуй, это был главный результат всей его штабной деятельности. Поддержка эта выражалась прежде всего в том, что Киселев не давал хода доносам на руководителя Южного общества. Так, например, в 1822 году командир Уфимского пехотного полка полковник Добровольский в письме Киселеву прямо обвинил Пестеля в принадлежности к тайному обществу. Но письмо это не имело никаких последствий {157} .

Киселев помогал Пестелю и в карьере: в конце 1821 года, после удачно выполненного разведывательного задания в Молдавии и Валахии, тот стал полковником и командиром Вятского пехотного полка. При этом Киселев — естественно, с помощью Витгенштейна — буквально «выбивал» для подчиненного чин и полк. Император долго противился этому назначению, считая, что претендент очень молод и по возрасту, и по «числу лет, проведенных в звании» (чин подполковника Пестель получил в конце 1819 года). Кроме того, до назначения в полковые командиры «Витгенштейнов адъютант» никогда не командовал ни одним солдатом {158} .

Документы свидетельствуют: до 1823 года Пестель вполне доверял Киселеву, безусловно считал его собственным союзником. Составляя для начальника штаба программу армейских реформ, он предлагал «объявить начальника Главного штаба армии средоточием всего военного управления в отношении к войскам, армию составляющим, и вручить ему полное начальство над интендантскою, полицейскою, инженерною, артиллерийскою и всеми прочими частями управления» {159} . Если бы император утвердил это положение, генерал-интендант Юшневский по службе оказался бы подчиненным Киселева. Очевидно, что удачное сотрудничество с Киселевым было для Пестеля важнее, чем служебная независимость Юшневского.

Взаимоотношения Киселева с генерал-интендантом Юш-невским складывались совершенно по-иному, чем с Пестелем. Пестель, при всём его уме и таланте, оставался для Киселева всего лишь подчиненным. Юшневский же по должности был независим от Киселева; по армейской иерархии они были фигурами равными. С Пестелем Киселев мог сотрудничать практически безболезненно для своего положения в штабе, с Юш-невским же у него сразу установилась стойкая вражда.