Бэлла Шапиро - Русский всадник в парадигме власти

Само здание Арсенала, выполненное в виде живописного четырехбашенного средневекового замка, стало не только одной из самых эффектных построек среди русской «готической» архитектуры. Его появление завершило оформление царскосельского архитектурно-паркового ансамбля, как полностью сложившейся романтическо-готической среды (в первой половине 1820‐х гг. в неоготическом стиле был выстроен Ламский павильон, во второй половине 1820‐х гг. — комплекс Белой башни, искусственная руина «Шапель» и Пенсионерная конюшня) [1565].

Именно здесь состоялась самая знаменитая карусель XIX в.: она была проведена в мае 1842 г. в Царском Селе в честь 25-летия бракосочетания Николая Павловича и Александры Федоровны [1566]. В карусели, которая состояла из кадрили и других эволюций в конном строю, принимали участие 16 конных пар. В центре внимания находилась августейшая чета — император в подлинном максимилиановском доспехе из собственного Арсенала и его супруга в бархатном «средневековом» платье. Горячая поклонница рыцарской культуры, она еще в отрочестве получила сеньяль (т. е. псевдоним, вымышленное имя) «Белая роза», заимствованный из французского рыцарского романа XII в. «Флуар и Бланшефлер», а позже, уже в бытность русской императрицей — герб (венок из белых роз на лазоревом щите, пронзаемый мечом) и девиз авторства В. А. Жуковского «За веру, царя и Отечество!» [1567].

«Белая роза» (как и ее ближайшие фрейлины А. А. Оленина, А. О. Смирнова-Россет и С. А. Урусова) пользовалась репутацией ловкой амазонки [1568]. Императрица обожала рыцарские забавы: для нее была устроена карусель на 16 пар верхами в Петербургском Михайловском манеже в апреле 1828 г., когда она, по воспоминанию Жуковского, выступила лучше всех [1569]. Необыкновенно пышным был рыцарский турнир-карусель 1 июля 1829 г. в Потсдаме, устроенный в честь дня рождения Александры Федоровны. Стоит сказать, что частью празднования была презентация только что завершенной готической Александрии в Петергофе, построенной и названной в честь императрицы [1570].

Возвращаясь к самой известной карусели XIX в., отметим, что в числе ее участников, облаченных в подлинные доспехи XVI в. из императорской коллекции, был и 24-летний цесаревич Александр Николаевич. Император и цесаревич были в максимилиановских рифлированных доспехах, взятых из комнаты императрицы нижнего этажа Арсенала; в максимилиановском доспехе был и граф Ф. В. Орлов-Денисов (его доспех происходил из Зала нижнего этажа). Немецкие доспехи XVI в. с узорной насечкой, ранее принадлежавшие герцогу Валленштейну, достались генерал-адъютанту графу С. Ф. Апраксину (взятые также из Зала нижнего этажа). Вооружение эрцгерцога Карла Гратцкого (из Зала рыцарей) на время карусели было отдано мужу старшей дочери Николая I герцогу М. Лейхтенбергскому (Богарне). На известном кавалеристе генерал-адъютанте Е. Ф. Мейендорфе была надета полная немецкая броня XVI в. (также из Зала Рыцарей).

Интересно, что историческими конскими доспехами на этой карусели не воспользовались, поскольку «железные доспехи и шлемы с опущенными забралами и, в особенности, конские брони до того пугали непривычных животных, что многие из них вырвались из рук и разбежались по парку», — сообщал хранитель коллекции Ф. Жиль. В итоге украшением турнирных лошадей стало легкое штофное убранство [1571].

Фоном для карусели были как нельзя лучше подходящие для этой цели готические «декорации» Царскосельского архитектурно-паркового комплекса. Рыцарский поезд, предшествуемый музыкой и герольдами, двигался от Арсенала к площадке перед Александровским дворцом, где и состоялась майская карусель 1842 г. [1572]

Так культивировавшееся в николаевскую эпоху обращение к легендарным страницам военной истории было призвано укрепить русскую военно-придворную аристократию в период ее идейных и духовных исканий. Этот путь ни в коей мере не противоречил знаменитой формуле министра народного просвещения С. С. Уварова «православие, самодержавие, народность»: она была нацелена на «утверждение отечественной религиозно-культурной самобытности внутри Европы, а не вне ее» [1573].

Но был ли Николай I последним «рыцарем» на русском престоле [1574]?

После смерти императора рыцарская традиция еще теплилась в делах его старшего сына и преемника. Арсенал перешел от своего первого владельца к Александру II практически в полном объеме, и тот пополнял ее в течение всей своей жизни [1575]. Оружейная коллекция разрослась настолько, что часть ее была перемещена в нижний этаж Зубовского флигеля Большого Екатерининского дворца в Царском селе — в личных покоях Александра Николаевича, где он жил почти постоянно с 1841 г. (т. е. со своей женитьбы). Личные покои представляли собой ряд небольших комнат, декор которых по преимуществу отличался простотой: превалировала мелкая пластика, живопись и графика военной тематики, знамена и мундиры. Кабинет украшали бронзовые парные канделябры на 6 свечей с фигурами рыцарей [1576].

Главным украшением покоев Александра Николаевича, подлинного знатока и ценителя оружия, было его обширное оружейное собрание. Оружие располагалось прежде всего в Азиатской комнате — под оружейную ее переделали в 1851 г. из Малиновой гостиной [1577]. Здесь экспонировалось около 450 вещей, преимущественно восточных [1578], и европейское оружие, конские вещи. 257 предметов были сгруппированы в 13 композиций-«трофеев». Небольшая часть коллекции, в том числе и рыцарские вещи, помещалась в небольшой Гардеробной личных покоев [1579].

Рыцарские карусели при дворе Александра II проводились нечасто. Последняя рыцарская карусель для «Белой розы» — в те годы вдовствующей императрицы — была устроена в 1859 г., незадолго до ее смерти. Карусель проходила под окнами ее апартаментов в Александровском дворце (т. е. на том же месте же, где и «та самая» карусель 1842 г.).

После смерти Александра II рыцарская традиция при русском дворе окончательно вышла из круга актуальных: на смену ей пришли другие культурные ориентиры. Вещи из коллекций усопшего императора были розданы семье, близким и подшефным полкам [1580]. Основная часть царскосельского собрания, по решению Александра III, равнодушного к рыцарской культуре, была передана в Императорский Эрмитаж. Рыцарство в России окончательно перешло в статус «исторически снятой» [1581]культуры; перед империей стояли новые задачи, и внимание сильных мира сего отдавалось другим ценностям и идеалам.

«Ни одно искусство не требует таких подробных объяснений, как верховая езда, в которой два живые существа соединяются теснейшим образом. Мы считаем совершенно лишним доказывать кавалеристу важность верховой езды… Задача кавалерийского офицера состоит в том, чтобы достигнуть вышесказанной цели как можно скорее и притом самым простым образом, соответствующим нравственной и физической способности часто весьма различных индивидуумов», — этими словами открывается книга капитана фон Кюне (Кене) «Кавалерист и его лошадь» [1582], подводящая итоги развития кавалерийского искусства первой половины XIX столетия. Проанализировав итоги его развития в Российской империи за этот период, можно утверждать, что сыновья императора Павла I не только продолжили дело своего отца, но и развили идеи, заложенные его великим прадедом — «архитектором российской истории» [1583]Петром I. Вверенная великим князьям Павловичам, имперская кавалерия была развита до неизвестного ранее масштаба. Было положено прочное начало русской кавалерийской школы.