Бэлла Шапиро - Русский всадник в парадигме власти

Частью эффектной наружности была модная короткая английская стрижка (гвардия обстригла косы «под гребенку» в конце 1806–1807 гг., а букли еще раньше; тогда же было отменено повседневное употребление пудры) [1499]. Короткая стрижка, которая противопоставлялась павловской косе, лежащей строго по шву, и романтическим «кудрям черным до плеч» [1500], дополнялась бритым лицом (в те же годы офицерам и унтер-офицерам из дворян запрещено было носить усы, что также было английским влиянием [1501]).

Эффектный вид гвардейцев подчеркивался их щегольскими мундирами. Так, к 1815 г. вся русская гвардия была одета в новые мундиры английского сукна, купленного императором на собственные средства [1502]. В Конном полку таких мундиров удостоились даже нижние чины (обыкновенные их мундиры делались из дешевого польского «шленского» сукна) [1503].

Если англомания проявлялась, прежде всего, на частном уровне [1504], то официальное оформление русской военной культуры в целом было ориентировано на французский стиль, в подражание Наполеону Бонапарту, превратившему, по словам известного исследователя русской придворной культуры Р. С. Уортмана, свою армию в эстетический объект. «Все на французский образец: шитье у генералов, эполеты у офицеров, портупея вместо пояса у солдат, музыка на французский лад, марши французские, ученье французское», — так описывал военный Петербург французский посланник А. Коленкур [1505].

Внешний блеск сделал военного образцом стиля: известно, что в глазах обывателей «дней Александровых» любая униформа имела приоритет перед партикулярной одеждой, а военный мундир был наиболее привлекательной ее разновидностью [1506]. Престиж мундира поддерживался представлением о военной, прежде всего гвардейской, среде как об элитарной части дворянства. «Офицеры гвардии состоят из всего, что есть наизнатнейшего и богатейшего в России среди высшего дворянства», — констатировал шеф Ряжских мушкетеров генерал-лейтенант Александр Ланжерон [1507].

Для Российской империи был характерен особый эстетический характер воинских церемоний, когда «плац-парад демонстрировал не просто военную силу, но также цивилизованный вкус и культуру» [1508]. Эта эстетичность наилучшим образом сочеталась с характерным для великих князей Павловичей пониманием армии, которое обозначало ее высшее предназначение не столько для боя, сколько для парада. «Атакующий фронт должен идти на неприятеля сколь можно осанисто… ибо от сего наиболее зависит успех в атаке», — подчеркивалось в «Воинском уставе о кавалерийской строевой службе» от 1823 г. [1509]Зрелищность оказалась основой военного дела; явное предпочтение показной его стороны дало знаменитые «плывущие стены» [1510]и «александровские колонны» [1511].

В гвардейской кавалерии внешняя «краса полка» поддерживалась указанием «чтобы полки имели наилучших и статных лошадей» [1512]. «Краса» понималась как избыток массы, и лучшие полки «старались иметь лошадей жирными, для сохранения тела избегали быстрых движений, мало ездили, нежили» [1513], тем более что «жолоб на спине и огромное брюхо было по тогдашним понятиям совершенством в содержании лошадей» [1514].

Была сформулирована сумма требований к экстерьеру парадной лошади: «парадная лошадь также может быть выбираема из облагороженного класса; поелику с именем сей лошади соединено бывает наименование какого-либо важного случая, например, предводительство полка, эскадрона и других достопамятных происшествий, то само по себе явствует, что такая лошадь должна иметь возможнейшее прекрасное образование и быть способной к благородно гордым позициям, если у нее недостает некоторых необходимых для офицерской лошади качеств, то сии недостатки не так легко примечаются у парадной лошади, если только вид ее весьма приятен; если прекрасная шерсть, густая грива и прекрасный хвост пленяют глаза, если возвышенный акт ног сходствует с понятием о такой лошади. Подбарабанная лошадь должна быть велика, хорошо образована, полномочна и притом смирна. Поелику она употребляется только при полковых парадах и других великолепных случаях, то и должна непременно иметь особенную легкость в движениях» [1515]. Эти рассуждения были зафиксированы немцем Науманом в главе «О избирании лошадей в рассуждении различного их предназначения» его «Руководства к познанию наружности лошадей» (1814).

В 1819 г. повальное увлечение красотой, единообразием и качеством кавалерийского строя было подкреплено личным указом императора. Отныне тяжелая кавалерия, предназначенная для удара и натиска, должна была иметь лошадей исключительно рослых, а следовательно, заводских [1516]. Для «красы полка» официально введены казенные офицерские лошади стоимостью от 600–700 р. [1517]

В гвардию чаще прочих поставлялись английские чистокровные лошади [1518]. Порода имела почитателей и в «большом» свете; ее известными поклонниками были великие князья Павловичи [1519]. В большой моде были лошади англизированные, улучшенные прилитием английской чистокровной [1520]. Были популярны изящные англо-арабские лошади [1521].

Предпочтения императора, Большого и Малых дворов распространялись и на многочисленную свиту, в том числе и на гвардию. Английская лошадь (как и ее производные) стала олицетворением роскоши и престижа. Так, подпоручик Лейб-гвардии Финляндского полка декабрист Андрей Розен признавался, что когда «[полковой командир генерал В. Н.] Шеншин предложил мне быть его полковым адъютантом, предложил мне верхового коня и экипаж; я отказался единственно по той причине, что не имел англизированного верхового коня и экипажа» [1522].

С 1822 г. на английских или англизированных лошадей пересела почти вся российская гвардейская, а затем и армейская кавалерия [1523], что отметил в своем путевом памфлете от 1832 г. Адам Мицкевич:

Так английская лошадь стала живым символом русского имперского парада первой половины XIX в., и — шире — русской военно-придворной культуры этого периода. Но на этом процесс символизации завершен не был. С 1823 г. был введен одношерстный состав лошадей не только гвардейской, но и армейской кавалерии [1525]. Конная гвардия, как и при своем основании, получила вороных лошадей. Кавалергардия была посажена на коней с разделением по эскадронам (первый — на светло-гнедых без отметин, второй — на гнедых с отметинами, третий — на гнедых без отметин, четвертый — на темно-гнедых без отметин. Кони лейб-кирасир Его императорского величества распределялись по эскадронам следующим порядком: в первый — караковые, вороные — во второй, караковые лысые [1526]и белоногие — в третий, караковые, гнедые и бурые — в четвертый; лейб-кирасир Ее величества — в первый золотисто-рыжие, во второй — рыжие белоногие, в третий — рыжие со звездами, в четвертый — темно-рыжие и бурые. Лейб-казакам Его величества полагались гнедые кони, и т. д. Лейб-драгунский полк, сформированный из георгиевских кавалеров, был на серых конях, подходящих к цвету ордена.