Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

Как стало ясно в Лехфельде, запрос имел отношение к теме, которая теперь более всего заботила Гитлера. Поэтому, когда 16 сентября он уселся за работу, то вложил всю свою энергию в сочинение ответа Гемлиху, произведя заявление гораздо более длинное, чем его попросили написать.

Его письмо выказывает как то, что оно утверждает, так и то, о чём оно не говорит. Гитлер писал Гемлиху, что большинство немцев были антисемитами, главным образом, по неверным причинам. Их антисемитизм, высказывался он, был результатом неблагоприятных личных столкновений с евреями, и, вследствие этого, проявлял склонность принимать «характеристики простых эмоций». Однако такой вид антисемитизма, продолжал он, игнорировал нечто гораздо более существенное, а именно «пагубное воздействие, которое евреи в целом, сознательно или бессознательно, оказывают на нашу нацию». Он, следовательно, призывал к антисемитизму, который базировался не на эмоциях, но на «основанном на фактах проникновении в суть».

Гитлер говорил Гемлиху, что евреи действовали как «пиявки» в отношении к людям, среди которых они жили. Далее, он утверждал, что «еврейство является безусловно расовым, а не религиозным сообществом»; что евреи принимают язык стран, в которых они выбрали проживать, но никогда не принимают ничего другого от принимающих их людей. Вследствие «тысячи лет межродственного скрещивания», писал он, они никогда не смешиваются с нациями, в которых они живут. Игнорируя или не замечая большого количества браков между евреями и не-евреями в предвоенной Германии, Гитлер доказывал, что евреи поддерживали свою собственную расу и её признаки. Следовательно, они были «не-немецкой, чуждой расой», живущей среди немцев, таким образом, инфицируя Германию своим материализмом.

Гитлер заявлял, что «чувства» евреев и, даже более того, их «мысли и устремления» доминировались «их танцем вокруг Золотого Тельца», в результате чего «еврей» превратился в «пиявку принимающей его нации». Евреи делают это — и тут мы слышим явное эхо идей, выраженных Готфридом Федером — посредством «власти денег, процентная ставка которых приводит к их бесконечному умножению без приложения усилий. Деньги накладывают это наиболее опасное из всех ярмо на шеи наций, которым так трудно различить его скорбные последствия сквозь начальный золотой туман».

По Гитлеру, еврейский материализм вызывал «расовый туберкулёз наций», потому что евреи растлевали характер принимающих их народов. По сути дела, он предполагал, что как результат «пиявочного» поведения евреев, принимающие нации сами начинали действовать как евреи: «Он [т. е. еврей] разрушает […] национальную гордость и собственную силу нации посредством смехотворного и бесстыдного побуждения к злу». Скорее, чем производить бесцельные погромы евреев, писал он, правительства должны ограничивать права евреев и в конечном счёте полностью удалить евреев из своих принимающих наций: «Антисемитизм из чисто эмоциональных причин находит своё крайнее выражение в виде погромов. Но антисемитизм здравомыслия должен вести к применению закона, чтобы систематически устранять преимущества, которые есть у евреев […]. Но окончательной, непоколебимой целью антисемитизма здравомыслия должно быть полное устранение евреев».

Гитлер заключает, что для ограничения прав евреев Германия нуждается в другом правительстве, «правительстве национальной силы, а ни в коем случае не правительства национального бессилия». Будущий вождь Третьего Рейха утверждал, что «Возрождение» Германии может быть достигнуто лишь посредством «безрассудных усилий патриотических вождей с внутренним чувством ответственности». В своём заявлении Гитлер противопоставил себя католическому истэблишменту Баварии. Например, архиепископ Мюнхена Михаэль фон Фаульхабер осенью 1919 года на собрании в цирке Кроне, самой большой площадке для ораторов в Мюнхене, публично предостерегал от «придания слишком большого значения суверенным правам правителей и высказывался против поклонения абсолютному государству».

Гитлер выступил против Фаульхабера и католического истэблишмента Мюнхена также в своей ненависти к интернационализму. Для архиепископа Мюнхена не было противоречия в том, чтобы быть баварцем, быть немцем и быть интернационалистом, как становится очевидно из письма, которое он написал политику либеральной Немецкой Демократической партии ( DDP ) и автору исследования интернационализма Фридриху Фику: «Я хотел бы выразить свою искреннюю благодарность за то, что Вы очень любезно послали мне Ваше исследование о „Защите интернационала от клеветы и оскорблений среди людей“. Я очень рад видеть, что Вы […] защищаете правдивость среди людей в такой тщательной и практической манере». 7-го ноября 1919 года, ровно через год после начала революции в Баварии, Фаульхабер заявил: «Опустошение, вызванное нациями, обменивающимися клеветой, и гарантирование международного мира, которое состоит во всеобщей правдивости, сами по себе являются хорошими причинами для организации международного конгресса, на котором следует обсуждать эти темы в соответствии с основами, данными в Вашем исследовании».

Спустя столетие после его написания письмо Гитлера Адольфу Гемлиху на поверхности читается как леденящее душу предсказание холокоста. Внешне оно также кажется и отражающим, и представительным в отношении неожиданного подъёма антисемитизма в Мюнхене в 1919 году. Однако наиболее вероятно, что оно не было ни тем, ни другим.

Хотя антисемитизм Гитлера в сентябре 1919 года не был оригинальным по своему характеру, и хотя он выражался также существенным меньшинством баварцев, особенно в армии, он не принял формы наиболее популярной разновидности антисемитизма в постреволюционном Мюнхене — антибольшевистской ненависти к евреям. Скорее он был антикапиталистическим по своему характеру и был направлен против финансового капитализма. Например, в ноябре 1919 года мюнхенское управление полиции вынесет заключение, что распространённый антисемитизм в Мюнхене подпитывался «особенным появлением евреев на поверхности с начала революции Советской республики в Мюнхене и т. д.», а также идентификацией евреев как спекулянтов и вымогателей, однако оно не будет упоминать о финансовом капитализме.

Между тем антибольшевизм попросту не представлен в письме Гитлера, даже несмотря на то, что запрос Гемлиха недвусмысленно задавал вопрос об отношениях социализма и евреев. Антисемитизм Гитлера, таким образом, не вдохновлялся антисемитским штормом, который накопился во время революции и мюнхенской Советсткой республики. Тот был в своей сути антибольшевистским по своему характеру. В отличие от антисемитизма Гитлера, который был без разбора направлен на всех евреев, это был антисемитизм, в котором всё ещё было место для евреев, как это было в традиционном католическом антисемитизме в Верхней Баварии. В действительности это был антисемитизм, который всё ещё позволял тем евреям, которые были самим воплощением евреев, ненавидимых Гитлером, чувствовать себя в Мюнхене непринуждённо. Например, Кларибель Коне, несмотря на то, что она была еврейкой, американкой и чрезвычайно богатой, всё ещё совершенно наслаждалась жизнью в Мюнхене и похоже, что с ней в городе обращались хорошо.