Томас Вебер - Становление Гитлера. Сотворение нациста

К этому времени Гитлер чувствовал себя как никогда близким к Экарту. И всё же их отношения претерпевали болшую трансформацию. Гитлер недавно заменил Экарта Альфредом Розенбергом на посту главного редактора Völkischer Beobachter , в результате чего Розенберг стал главным идеологом NSDAP . Понижение в должности Экарта было прежде всего следствием осознания того, что Экарт просто не подходил для задачи ведения каждодневных дел. В 1941 году Гитлер скажет: «Никогда я не дал бы ему возглавлять большую газету. […] В один день она была бы опубликована, в другой не была бы». Однако Гитлер всё ещё будет говорить о нём с восхищением и добавит относительно руководства большой газетой: «Я тоже не был бы способен делать это; мне повезло, что у меня есть несколько человек, кто знает, как это делается. Дитрих Экарт также не мог бы возглавлять Reichskulturkammer (Палату Искусств Рейха), но его таланты бесконечны! Это было бы, как если бы я попытался заняться фермерством! Я не смог бы делать это».

Тем не менее, между Гитлером и Экартом во время одного из последующих визитов Гитлера в горы тем летом возникло напряжение, поскольку каждый думал, что другой поставил себя в глупое положение из-за женщины. По словам Экарта, Гитлер ставил себя в неудобное положение тем, что не мог скрыть того, сколь сильно ему нравилась блондинка шести футов роста, жена хозяина гостиницы. В её присутствии его щёки краснели, дыхание прерывалось, а глаза сверкали, в то время как он нервно расхаживал или крутился вокруг неё, подобно достигшему половой зрелости мальчику. Явно раздражённый неодобрением Экарта, Гитлер за его спиной в свою очередь насмехался над ним, говоря, что Экарт «стал старым пессимистом» и «дряхлым слабаком, влюбившимся в эту девушку Аннерль, которая на тридцать лет его моложе». Гитлер также был очень раздражён тем, что Экарт не одобрял того, что он представлял себя политически как «мессия» и сравнивал себя с Иисусом Христом, и был в бешенстве от сомнений Экарта в том, что успешный баварский путч может превратиться в успешную национальную революцию. Экарт заявлял: «Предположим, мы даже добьёмся успеха в захвате Мюнхена при помощи путча; Мюнхен — это не Берлин. Это не приведёт ни к чему, кроме окончательного провала». Ответ Гитлера был таков: «Вы говорите о недостатке поддержки — это не причина медлить, когда придёт время. Начнём выступление, затем сторонники найдутся сами».

Вследствие ненадёжности Экарта в оперативных делах и, несомненно, по причине временного раздражения от него, Гитлер начал пытаться руководить партией без его прямой помощи. Например, он обратился к берлинскому торговцу кофе Рихарду Франку в надежде, что Франк сможет помочь ему улучшить печальные результаты его кампании по сбору денег в Мюнхене. Берлинский предприниматель свёл его с Альфредом Куло, главой Баварской Федерации Промышленников. Однако Гитлер не смог найти общий язык с промышленником Куло на устроенной им встрече, вследствие антимасонских и антисемитских позиций NSDAP . Услышав их условия предоставления малопроцентного займа, Гитлер ответил: «Оставьте себе свои деньги!» — и покинул комнату. Как он вспоминал в 1942 году: «Я понятия не имел, что все они были масонами! Как часто после этого я должен был выслушивать, как люди говорят мне: „Ну, если бы только Вы прекратили всю антиеврейскую агитацию“».

Потерпев неудачу раздобыть необходимые средства в Мюнхене, Гитлер ещё раз попытался использовать Экарта в качестве политического оператора, пока они оба и их соратники продолжали жить в ожидании политического кризиса, которым они могли бы воспользоваться для осуществления захвата Баварии и Германии в стиле Муссолини. Так что Гитлер и Эмиль Ганссер взяли Экарта с собой в поездку в Цюрих в августе 1923 года в надежде, что семья Вилле сможет снова помочь партии, и веря, что присутствие Экарта произведёт нужное действие в этом предприятии.

Даже несмотря на то, что Улли Вилле собрал несколько десятков швейцарских бизнесменов, членов немецкой колонии, а также швейцарских офицеров с правыми взглядами, чтобы 30 августа встретить вождя NSDAP на вилле Шонберг, и обращение Гитлера к его швейцарской аудитории, и его встреча на следующий день с родителями Вилле оказались провальными. Гитлер, Экарт и Ганссер вынуждены были вернуться в Баварию с пустыми руками.

По всей вероятности, миссия Гитлера в Швейцарию провалилась из-за недостаточности общего в политической основе между ним и партнёрами принимавших его швейцарских хозяев. Тем не менее, Гитлер и Ганссер обвиняли поведение Экарта вечером и недостаток социальной обходительности. Как это выразил Ганссер: «Люди там почти что были склонены к новой идее, если бы Дитрих Экарт не напился в первые же часы и не стучал кулаком по столу, и не действовал как слон в посудной лавке. Эти баварские методы здесь неуместны».

Неудача в Швейцарии усилила веру Гитлера в то, что как политический оператор Экарт стал обузой. И всё же он не обращался с ним таким же образом, как с теми, кто стоял на его пути. Харрер был отброшен, Дрекслер был оттеснён в сторону, в то же время с ним продолжали обходиться с внешней вежливостью. Экарта, между тем, просто удалили от оперативных дел по необходимости, вследствие его пристрастия к спиртному, а также его неорганизованности. Тем не менее, эмоционально и интеллектуально Гитлер оставался близок к Экарту, несмотря на их ссору летом, и продолжал в то лето навещать его в горах. Более того, то, как станет говорить Гитлер об Экарте во время Второй мировой войны, показывает, что их отношения не были только лишь политической природы. Это также была эмоциональная связь, чего никогда не было между Гитлером и его сестрой. Например, в ночь с 16 на 17 января 1942 года Гитлер будет вспоминать: «У Дитриха Экарта было так приятно, когда я навещал его на Франц-Йозеф-Штрассе ».

Политический кризис в Германии принял резкий поворот к худшему с тех пор, как Экарт написал в гостевой книге Щварценбахов в декабре 1922 года, что пришёл «решающий год». В январе французские и бельгийские войска оккупировали Рурскую область, промышленное сердце Германии, из опасений, что Германия прекратит выплачивать репарации. Этот ход, безусловно, привёл к обратному результату, поскольку иностранная оккупация области укрепила решимость немцев противостоять французам и бельгийцам. То, что последовало, были условия, подобные гражданской войне, длившиеся несколько месяцев. Немецкое правительство тем временем печатало всё больше и больше денег для оплаты репараций и пытаясь наладить экономику страны, тем самым неумышленно производя гиперинфляцию. К лету экономика Германии и её денежная система были в свободном падении.