Натан Эйдельман - «Быть может за хребтом Кавказа»
- Название:«Быть может за хребтом Кавказа»
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:«Наука» Главная редакция восточной литературы 1990
- Год:1990
- Город:Москва
- ISBN:5-02-016705-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Натан Эйдельман - «Быть может за хребтом Кавказа» краткое содержание
Тема книги — Россия и Кавказ XIX столетия, русская общественная мысль, литература в кавказском контексте.
На основе многочисленных документов, как опубликованных, так и обнаруженных в архивах Москвы, Ленинграда, Тбилиси, Иркутска, представлены кавказские дела, планы Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Огарева, Льва Толстого, декабристов.
Книга показывает, что кавказские встречи, впечатления лучших людей России оказали заметное влияние на их биографию и творчество.
«Быть может за хребтом Кавказа» - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Поговаривали и о том, будто Грибоедова угнетало его «творческое бесплодие», что, если бы в словесности дела шли в ту пору столь же удачно, как в политике, все сложилось бы иначе.
«И вот перед ним встала совесть, и он начал разговаривать со своей совестью, как с человеком. […]
— Не нужно было тягаться с Нессельродом, торговаться с Аббасом-Мирзой, это не твое дело. […]
— Но ведь у меня в словесности большой неуспех, — сказал неохотно Грибоедов, — все-таки Восток…» [Тынянов I, с. 388].
Одна пьеса, гениальная. Литература знает авторов одного сочинения, вернее — одного великого сочинения, которое неизмеримо возвышается над остальными, тоже талантливыми…
Сервантес написал много, но он автор «Дон-Кихота» (впрочем, можно говорить о двух книгах, ибо между первым и вторым томом «Дон-Кихота» прошло десять лет). Франсуа Рабле — автор «Гаргантюа и Пантагрюэля». Шарль де Костер — «Легенды об Уленшпигеле», Грибоедов — «Горя от ума».
Жизнь многих творцов одной книги резко разделяется на период до и после шедевра. Сервантес всего на несколько месяцев пережил своего «Дон-Кихота»; Грибоедов, завершив комедию на 29-м или 34-м году жизни (в зависимости от того, когда родился, в 1795 или 1790 г.), не прожил после того и пяти лет.
«Писать… я хочу писать», «предаться любимым моим занятиям» — желание 1828 г. Близкие люди знали, что он пишет. Сохранились отрывки из большой поэмы «Грузинская ночь» и краткое изложение ее содержания (сделанное Булгариным): «Один грузинский князь за выкуп любимого коня отдал другому князю отрока, раба своего. Это было делом обыкновенным, и потому князь не думал о следствиях. Вдруг является мать отрока, бывшая кормилица князя, няня дочери его; упрекает его в бесчеловечном поступке, припоминает службу свою… и угрожает ему мщением ада. Князь сперва гневается, потом обещает выкупить сына кормилицы и, наконец, по княжескому обычаю, забывает обещание. Но мать помнит, что у нее оторвано от сердца детище, и, как азиятка, умышляет жестокую месть. Она идет в лес, призывает Дели (Али), злых духов Грузии, и составляет адский союз на пагубу рода своего господина. Появляется русский офицер в доме, таинственное существо по чувствам и образу мыслей. Кормилица заставляет Дели (Али) вселить любовь к офицеру в питомице своей, дочери князя. Она уходит с любовником из родительского дома. Князь жаждет мести, ищет любовников и видит их на вершине горы св. Давида. Он берет ружье, прицеливается в офицера, но Дели (Али) несет пулю в сердце его дочери. Еще не свершилось мщение озлобленной кормилицы! Она требует ружья, чтобы поразить князя, — и убивает своего сына. Бесчеловечный князь наказан небом за презрение чувств родительских и познает цену потери детища. Злобная кормилица наказана за то, что благородное чувство осквернила местью. Они гибнут в отчаянии» [Гр., т. I, с. 303].
Тынянов (« Смерть Вазир-Мухтара »):
«Тут заставили его читать. Листков он с собой не взял, чтоб было свободнее, и так, между прочим.
Трагедия его называлась „Грузинская ночь“. Он рассказал вкратце, в чем дело, и прочел несколько отрывков. […]
Странное дело, Пушкин его стеснял. Читая, он чувствовал, что при Пушкине он написал бы, может быть, иначе.
Он стал холоден.
Духи зла в трагедии его самого немного смутили. Может быть, духов не нужно?
— Но нет их! Нет! И что мне в чудесах
И в заклинаниях напрасных!
Нет друга на земле и в небесах,
Ни в боге помощи, ни в аде для несчастных!
Он знал, что стихи превосходны. […]
Пушкин помолчал. Он соображал, взвешивал. Потом кивнул:
— Это просто, почти библия. Завидую вам. Какой стих: „Нет друга на земле и в небесах“» [Тынянов I, с. 134–135].
Тынянов с его безукоризненным слухом «заставил» Грибоедова, а затем и Пушкина процитировать лучшие строки из сохранившихся («на слуху» и пушкинские стихи, сочиненные два года спустя: «Нет правды на земле, но правды нет и выше…»).
M. H. Макаров вспоминал свой разговор с Грибоедовым, уезжавшим в Персию: «Друг! — сказал я ему, — еще бы „Горе от ума“! — Душа моя темница, — отвечал он, — и я написал трагедию из вашей рязанской истории» [Гр. Восп., с. 375]. В другой раз автор «Горя от ума» скажет: «Я не напишу более комедии; веселость моя исчезла, а без веселости нет хорошей комедии» [там же, с. 86]. Даже Бегичеву Грибоедов не стал читать «Грузинскую ночь». «Я теперь еще к ней страстен, — говорил он, — и дал себе слово не читать ее пять лет, а тогда, сделавшись равнодушнее, прочту, как чужое сочинение, и если буду доволен, то отдам в печать» [там же, с. 31].
«Грузинская ночь», трагедия «Федор Рязанский» и некоторые другие начатые или завершенные сочинения, по всей видимости, погибли в Тегеране вместе с автором (слабая надежда: может, остались в архиве какого-нибудь приятеля и неожиданно еще оживут).
«Рожденный с честолюбием, равным его дарованиям… Способности человека государственного оставались без употребления; талант поэта был не признан…»
Пушкин, вспоминая о Грибоедове, все время сопоставляет линию «художественную» и «государственную».
Прежней жизни погибшего поэта (Москва, злополучная дуэль, первая Персия, Кавказ, Ермолов, «досуги») соответствует «Горе от ума».
«Грузинская ночь» — новая жизнь (арест, освобождение, снова Кавказ и Персия, растущая слава, авторская и политическая).
Смешно и невозможно серьезные художественные замыслы целиком выводить из биографических изгибов. Но не менее смешно и еще более невозможно совершенно отделять их от авторской личности. Поэтому осторожно, не настаивая, сделаем несколько неуверенных шагов и признаемся, что видим в «Грузинской ночи» сложное отражение новых жизненных планов и мечтаний: Кавказ, столкновение старой и новой жизни, кровь, рабство, преодоление…
«Лет пять» Грибоедов не намерен перечитывать трагедию: за эти пять лет огромные житейские, политические планы будут реализованы или не осуществятся. Он не очень хочет ехать в разоренную Персию, имеет дурные предчувствия; но другого способа приблизиться к решению важнейших дел, проектов, другого пути, способа влиять на судьбы империи он не видит.
«Грузинской ночью» Грибоедов как бы заглядывает в собственное будущее.
Одновременно пишет себе государственную инструкцию, распоряжается, как встречать полномочного министра: «Наружные оказательства, которые имеют большое влияние на здешний народ, и в особенности на персиян»…
Последняя дорога, все те же 107 станций, те же 2670 верст. Письма с пути: «Мухи, пыль и жар, одурь берет на этой проклятой дороге, по которой я в 20-й раз проезжаю без удовольствия, без желаний; потому что против воли» [Гр., т. III, с. 211].
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: