Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Анна Алексеевна Капгер (Зороастрова)

Мичман Колчак (вероятно)

Сергей Иванович Капгер

Описала Капгер и устройство якутской юрты, каковая гораздо больше похожа на русскую избу, нежели обычно думают. Более точно описал юрту ссыльный большевик Виктор Ногин, живший в Верхоянске 20 лет спустя [430].

У Зороастровой мы узнаём, что орон — это вовсе не всегда нары (как пишут в словарях), а звалось так еще и «нечто вроде закрытого ларя» [431], ограждающего спящих от морозных дуновений из двери, а заодно и от взглядов соседей. Спать рядом никому там не возбранялось, и легко представить себе двоих, под вой метели прижавшихся телами и вскоре ставших там, как одно. Никто не смел спрашивать у благородного путника, кем ему приходится спутница, поэтому долгий путь мог быть для «невесты» истинно медовым месяцем.

У Зороастровой мы также узнаём, что такое спуск с Верхоянского хребта в долину на обратном пути из Верхоянска в Якутск, где, замечу, удобства для всех были одинаковы — и для ссыльных, и для благородных:

«Спуск местами так крут, что нарта идет почти стоймя, и, насколько он безопасен, можно было понять по приготовлениям, предшествующим ему. Прежде всего, руководство спуском поручалось уже не якуту, а опытному ламуту [432], и его распоряжениям беспрекословно подчиняются все. […] С особым вниманием он исследует сбрую оленей, те ременные гужи, которыми олени привязываются к нартам (теперь — позади…). Олени… тормозят бешеный галоп нарты… нам рассказывали станционные якуты, что однажды гужи., лопнули, нарта, кувыркаясь, полетела с горы, и от седока остались только косточки».

Представление о длине трактов дает картосхема, которую привел историк Павел Казарян [433], указавший на ней и некоторые станции.

Виктор Павлович Ногин у юрты. Он снимал ее за 2 руб. в месяц (получая от казны 15 руб. в месяц) и вэл хозяйство один, как и большинства ссыльных

Мне осталось добавить врезку, где видны: восточная протока Яны (ведущая прямо от села Казачье к морю, минуя Усть-Янск), мыс Святой Нос и поварня Аджергайдах. Там наша героиня, по всей видимости, не бывала, но именно там о ее приезде узнал наш герой. Какие чувства его при этом охватили?

Он, вне сомнений, был рад ей, причем весьма, иначе не стал бы так долго гостить в Казачьем. Когда всё же надо было уехать, они поехали вместе, притом ехали долго-долго, до Якутска. Долгий контакт говорит, что они хорошо ладили, а значит, нашли общий язык. О чем же они всю эту бесконечную дорогу говорили? Конечно, обо всем, но одна тема крутилась меж них несомненно, и тогда, весной, и теперь, зимой: это остров Беннета, это люди, тянувшиеся к нему и уходившие с него, с пасшиеся и погибшие.

Колчак, петербуржец, уже прошедший четыре океана, хорошо образованный, читавший и говоривший на четырех языках, знавший массу интересных людей, к тому же переживший за полгода так много и умевший рассказывать, вряд ли мог ожидать, что ему предстоит самому слушать девушку из дремучей глуши, притом слушать, разинув рот. Но именно так, думаю, и было.

Судите сами: как ни строй рассказ о мрачном острове, первым героем окажется лейтенант Джорж Де-Лонг, его гибель в дельте Лены и судьба его инженер-механика, Джорджа Мелвилла, дошедшего с несколькими спутниками до якутов и спасенного ими.

Едва оправившись от истощения, Мелвилл вернулся в дельту Лены — искать командира. Весной, в марте, как ни удивительно, нашел он в бесконечном лабиринте ленских проток, еще не вскрывшихся, тот берег, где лежали трупы. Нашел потому, что двое матросов из группы Де-Лонга, тоже спасшиеся (тот послал их, самых выносливых, вперед), указали ему на рукописной карте место, где они расстались с несчастным командиром.

Верхоянский округ и тракты (около 1900 г.). Картосхема.

По прямей от Якутска до Верхоянска 650 км. а от Верхоянска до Казачьего 370 км

На врезке: Стан Аджергайдах (черная точка — место находки мамонта Я. Ф. Санниковым, вероятным внуком первопроходца). От Казачьего до Аджергайдаха 280 км по прямой, а от него до Св. Носа еще 70 км

Сперва он по звёздно-полосатому флагу нашел лагерь, а в нем пять босых трупов — их обувь съели остальные трое, ушедшие.

Но где же сами они? В трех верстах к югу нашел он в снегу и их. Нашел Де-Лонга, а рядом его дневник, до самого часа смерти доведенный — уверенным почерком и спокойный.

Рассказав всё это, Колчак думал удивить и даже поразить подругу, но, вернее всего, поражаться пришлось самому ему, ибо услышать он мог примерно вот что:

— Знаем-знаем, как же, у нас они жили, у сыльных. Сыльный наш доктор лечил их. А главное, Саша, сыльный же наш законник спас их от аторги. Лион его звали, Соломон Ефремы Лион. За года три, как я родилась, было это, как они жили у нас тогда. Мне про то много все сказывали.

— То есть как это от каторги?!

— То есть так, и очень это у нас даже просто. Якуты, что их нашли в тундре, привезли их, еле живые были, в наслег Быков Мыс. А там какая власть? Один заседатель. Что иноземцы говорят, понять, конешное дело, не мог он, толмач и староста тоже. Решил свезти их в улус, в Булун то есть. Гам якутская управа, а еще там исправник и поп, и учитель, и фельшер, вот однако понятия там стало не больше нисколечко.

Колчак помнил только булунскую щелявую баню, и этого хватило, чтобы не спорить, ибо там и ждать нечего.

— Слышат «амэрикэн, амэрикэн», ну и порешили: значит контрабандиты. Нарочного слал исправник в Якутск, а самих к нам их, в Верхоянск то есть. С глаз чтобы, значит, долой. В середине ноября привезли их к нам, все больные. У нас, слава Богу, был тоща он, Лион то есть, на законника прежде учился, лялякал обо всём с ими на аглиском. Так сколько он крику поначалу извел на исправника нашего, на верхоянского, что какие контрабандиты? Что мученики, едва погибли. Не слушал долго, а всё ж доказал ему Лион, что нельзя садить их, что с Петербурга за то гнев будет и наказание ему, и места исправник может лишиться очень даже легко.