Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Несмотря на русское название, пос. Волочанка поныне населен нганасанами и долганами. Тут началось знаменитое антирусское Таймырское восстание 1932 г.; нганасаны в нем не участвовали [ЛР, с. 179].

Избушка в бухте Симса (см. Очерк 2) старше и севернее, но её нельзя счесть поселением: она была летней поварней, и попытка зимовки в ней кончилась общей гибелью.

В норме писарь писал под диктовку командира, который затем подписывал текст.

Le vin est tire — il faut le boire (вино откупорено — надо его пить; франц.). Выражение применяется в смысле: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж».

Любили её лишь те немногие, кого не грабили. Так, X. Лаптев писал о таймырских нганасанах, что они «с охотой помощь чинят Камчатской экспедиции» [ИПРАМ, с. 45].

Т.е. обвинил его в произнесении речи, порочащей высшую власть. Всего за 5 лет, судя по приведенной сумме и расходам на каждого, было 150–200 случаев. Тогда по всей ВСЭ за 10 лет их должно быть более 600 (Гмелин писал даже про сто с лишним за одну зиму — см. далее). «Слово и дело» в Сибири применялось уже при Дежневе (см. Очерк 5). Право объявлять «Слово и дело» отменил Пётр III [Мыльников, с. 151–152].

Точнее: Челюскин, «единственный, кто утверждал, что объехал этот мыс, не привез вовсе никакого определения местности (der einzige, welcher diese Vorgebirge umfahren zu haben behaupted, gar keine Ortbestimmungen zuriickbrachte)» [Baer, 1841, S. 275].

Сам Челюскин не смог определить его широту ввиду пасмурной погоды.

Его до сих пор замалчивают, хотя в свое время советский писатель-педагог Дориан Романов, прочтя о бунте в судовом журнале «Иркуцка» (Архив Военно-мор. флота), издал о нем рассказ «Хараулахская трагедия» (сб. Полярный круг. М., 1978). Там сказано, что «Беринг, по-видимому, не решился „выносить сор из избы“». Точнее о самом бунте см.: [ВКЭ-2, с. 461–462].

Это были подконстапель (подпрапорщик морской артиллерии) Борис Росселиус, геодезист Дмитрий Баскаков, судовой врач Симон Тренер и судовой священник иеромонах Феофил. Старшие унтер-офицеры, а также врач и священник (лица без воинского чина) были командным составом, с которым командир был обязан совещаться во всех случаях, когда был вынужден действовать вне или вопреки инструкции.

Он был якобы отправлен «„под арестом“ в сопровождении солдата» [ВКЭ-2, с. 461]. Архивисты не заметили нелепости данной версии, очевидной любому путнику: от одного конвоира арестант уйдет, найдя момент, особенно арестант, которому грозят дыба и плаха. Например, уйдет к беглым, коих, как было известно Ртищеву, близ Якутска достаточно. Очевидно, что Росселиус был послан с донесением (при этом офицер, в том числе и унтер, всегда брал спутника в помощь), и это согласуется с дальнейшим. Когда летом 1736 года Беринг (к чести и риску для себя) замял дело о бунте, то Росселиуса он взял к себе на корабль, чего никак не мог бы сделать с арестованным зачинщиком бунта.

Пишут, что все умерли от цынги, но Тренер, пока был жив, описывал у них симптомы той болезни, от которой умер Ласениус, без кровотечений [Историч. памяти., с. 76]. В. Н. Звягин полагал, что Ласениус умер от уремии [Епишкин 2, с. 59]; причина уремии не названа, но видится мне в том, что река безрыбна, а значит, вода негодна для питья.

Отсюда началось расхождение бравурной и правдивой традиций описания ВСЭ: А. П. Соколов прямо выступил против анонима (о нём см. выше), у которого «для красоты слога сказано, будто „многие умерли, а оставшиеся сохранили бодрость с твердостью, и без роптания перенесли свое несчастие“» [Соколов, 1851, с. 305] По Троицкому [1982, с. 29], порка была лишь одна — не на льду и не на зимовке, а между ними.

Не путать с его «Записками», составленными в Петербурге; опубликованный их текст [Лаптев] вполне безобиден.

Лаптев полагал их вечными, а редкий гнилой плавник — итогом его перемещения в полыньях, возникающих в дни максимальных приливов. (На самом деле плавник был принесен лет на 150 раньше, до прихода LIA.)

Например, оба перенесли столицу и оба завоевали больше, чем смогли удержать.

Буря и натиск; Стремление на Восток (немецк.)

Временами Бирон был здесь главным распорядителем. Подробнее см. Прилож. 9.

То же совершил через 200 лет Сталин. Как писал историк науки Александр Земцов, для сталинской эпохи типична «смесь азарта первооткрывателей, энергии авантюристов и проходимцев, героизма рядовых участников, низменных помыслов карьеристов и столкновения интересов различных ведомств одного государства» [ЛР, с. 8]. Эти слова целиком приложимы ко всем временам освоения российской Арктики.

И не в «огненном бое», якобы дававшем [АР-1, с. 11] победы в боях. Фитильные ружья вызывали ужас при первой стычке, но затем выяснялось, что ружьё стреляет немногим лучше, чем лук, но намного реже, и заряжающий воин беззащитен, а при дожде и снеге стреляет лишь из укрытия. Боевой лук мог пробить железный лист вполудюйма и иметь ту же прицельную дальность, что ружье. Недостатки лука: 1) стрела видна в полете и от нее туземцы умели уклоняться; 2) хорошо стреляли лишь немногие из них (Нефёдкин А. К. Военное дело… // Этнография. Обозрение, 2014, № 5). Из русских донесений видно, что ружья поражали одного-двух противников, изредка до семи. Понятно: давался один ружейный залп издали, с границы досягаемости стрел, затем русские наступали, заслонясь дощатыми щитами, а исход боя решала рукопашная.

Ещё в 1647 г. Стадухин собирался «на новую реку Погычу и на Анадырь та же река» [Белов, 1973, с. 80], т. е., вернее всего, на Чаун. Но то могла быть и другая река Чаунской губы. Подробнее см. [Бурыкин, гл. 4].

Типичное для отписок преувеличение своей верности царю. В действительности смерть аманата была страшна только тем, что за него не удавалось более брать ясак.

Корга — отмель морского берега, годная, в частности, для лежбища моржей.

Шивера — каменная мель по всей ширине русла, перекат. В отличие от порога (уступа), шивера не является препятствием для лодки во время половодья.

Сергей Обручев, геолог и историк науки, в 1930-х гг. плавал вверх по Малому Анюю, вниз по Чауну и по Чаунской губе, что позже описал [Обручев, 1954]. В 1950-х Чаун описал Олег Куваев, геолог и писатель. Читатель может оценить трудности. Притом они плавали в более мягком климате, нежели Дежнёв.

Проводка коча вверх по нынешнему Чауну выглядит нереальной, но тогда её производили — об этом есть документ (см. далее, п. 5). Возможно, коч оставляли в остроге, стоявшем на среднем течении Чауна (см. далее, п. 6), а далее шли в лодках. Не следует забывать, что кочами называли суда весьма различных размеров и назначений, и возможно, что сам коч был большой лодкой (см. заднюю обложку).