Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

В учебниках логики эта ошибка рассуждения называется подменой основания : при доказательстве использовано как факт то, что надо доказать. И очевидный автору факт (к мысу Фаддея легче попасть через Хатангу) отвергнут им тоже путём подмены понятия: Хатанга названа местом назначения.

Тем более, нельзя принимать один вариант потому лишь, что отвергнут другой. (А если есть иные, неучтенные автором, варианты? А если оба невозможны?) И даже не поставлен вопрос: возможно ли в то время было такое плаванье в принципе? (Где, к примеру, пополняли запасы?) Вместо этого заявлено, что поскольку одни поморы достигали Енисея, значит, другие поморы могли огибать мыс Челюскин, а потому третьи в самом деле его обогнули.

Как можно было такую бессмыслицу напечатать? Почему никто не указал на неё автору? Оказывается, всё можно и никто не возразит, если ответ на всё вопросы заранее задан политически. И Долгих прямо его сформулировал:

«После находок на о. Фаддея и на берегу залива Симса приоритет русских мореплавателей в открытии и использовании Северного морского пути можно считать окончательно установленным». Надо изменить и представление о развитии коренных народов, которые, оказывается, «ещё до официального присоединения их территорий к Российскому государству были в сфере влияния передовой русской культуры и экономики» (с. 226).

Словом, раз так нужно нам, значит, так и было у них.

Снова простим автору, этнографу, незнание морской истории: без захода в порты такое плавание никогда не было возможно, а в те годы никто из европейской России давно не мог даже обогнуть Ямал (поморам пришлось освоить очень трудный и маломощный Ямальский волок — см. Очерк 1).

Но как он мог забыть им же описанные сибирские вещи и жительницу Сибири? Очень просто: там Долгих доказывал одно (вот они, наши сибиряки!), а тут другое (вот она, великая Россия!) Каждый довод призван работать здесь и сейчас, а затем о нём можно и нужно забыть. Это — логика мифа, а не науки, что давно и основательно описано мифологами.

Увы, такой уровень обсуждения таймырских находок стал нормой. Впрочем, не следует во всем винить этнографа — другие, даже историки флота, писали в те годы ничуть не лучше. Его текст, полный противоречий и прямых ошибок, как историко-географических, так и логических, казалось бы, можно только забыть, однако он сразу же был востребован и принят.

Надо понять: шла война, патриотический настрой был общим, а того главного довода, который прямо опроверг идею северного пути (на кочах везли много пушнины), еще не было. Довод появился только в 1945 году, и оба (Долгих и Косой), к их чести, никогда больше на данную тему не выступали (хотя оба, бывший ссыльный Долгих и «безродный космополит», нуждались в укреплении своего шаткого положения). Их, однако, никто и не спрашивал.

Вскоре вышла книжка о Семёне Дежнёве [Белов, 1948], где в обстоятельной вводной главе версия северного пути ПСФ приведена как факт и, что хуже, начисто опущена вся история освоения бассейна Хатанги, поскольку она несовместима с данной версией. А ведь сам Белов эту историю и разрабатывал.

Но то, что мы видим у Долгих, Белова и других ранних авторов, были всего лишь детские игры, всерьёз за дело взялся Окладников. Хатангу как место отправки он отверг, причём опускал факты ещё более откровенно, чем до него: не могло ПСФ прийти ни с Хатанги, ни с Оленька, ибо «первые русские появились на Лене только в тридцатых годах XVII в.» [ИПРАМ, с. 32]. Вот так.

На самом деле таймырские находки не слишком занимали Окладникова: всю жизнь он изучал иные регионы Сибири и Среднюю Азию (став их большим знатоком), так что в лето 1945 года он успел побывать и на других раскопках. В бухте Симса он провёл меньше двух недель, а на острове Фаддея вообще работал пять суток. Тем удивительней дальнейшее.

В ноябре он уже выступает с докладом в Арктическом институте, а до конца года успевает выпустить на эту тему брошюру в издательстве Главсевморпути и статью в «Проблемах Арктики». Статья лишь начинает тему (кратко описаны лишь находки на о. Фаддея), причем автор выражает удивление:

«Так могло случиться лишь вследствие какой-то катастрофы, не позволившей владельцам временно разложенного на камнях имущества взять его с собой или сколько-нибудь надёжно предохранить… Этот общий вывод целиком подтверждается и обстановкой, с которой связаны были находки в заливе Симса: и те и другие одинаково отмечены печатью какой-то трагедии» [Окладников, 1945].

Других статей не появилось, что для научного описания странно. Зато в 1948-м вышла небольшая книга [Окладников, 1948], а в апреле 1949-го в печати уже было объявлено, что готов, отредактирован и сдан в издательство весь сборник итогов поездки Окладникова к мысу Фаддея [Пинхенсон, 1949].

Другого такого оповещения не припомню. Чья-то весьма сильная рука влекла Окладникова и его тему, нужную в год начала «борьбы с космополитизмом», к большой известности. Но готовый сборник был подписан к печати лишь через 2 года, в мае 1951. Что произошло?

А вот что: основной редактор сборника, член-кор Владислав Равдоникас, известный археолог, ярый марксист и поклонник учения востоковеда Николая Марра (каковое незадолго до этого осудил сам Сталин), был ещё в марте 1949 года снят со всех постов, и второго редактора, Окладникова, тоже обвинили в симпатии к Марру. Неудивительно, что сборник столько пролежал, удивительно другое — Окладников не только не последовал за шефом, но ненадолго занял его пост (зав. Ленинградским отделением Института истории материальной культуры) и не пожалел сил, хуля прежнего шефа и единомышленника — есть стенограммы Алымов С. С. Космополитизм, марризм… и археологи на рубеже 1940–1950-х годов // Новое литературное обозрение, 2009, № 97).

В 1950-м Окладников получил Сталинскую премию (за работу по палеолиту Узбекистана), а ещё через год издал-таки сборник ИПРАМ, где стал основным редактором. О поверженном Равдоникасе, разумеется, там ни слова. Вторым редактором стал Дмитрий Пинхенсон, историк Арктики, а бравурное предисловие подписано: «Арктический институт», но кто его писал, не знаю.

Алексей Павлович Окладников

Конечно, хорошо бы узнать, кто спас Окладникова и весь сборник (что мог сделать только кто-то из ближайшего окружения Сталина или он сам), но эту работу оставим изучающим сталинизм. Замечу лишь, что сборник никак нельзя считать обычным научным трудом, где описано всё, что найдено, и где авторы пишут именно то, что думают. Был жесткий заказ, и многие статьи выглядят спешными набросками, к которым спешно добавлены далеко идущие выводы, подчас слабо обоснованные материалом, а то и прямо ему противоречащие. Многое просто изъято.