Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Но были на кочах «полярницы» и до них: отписки полны упоминаний о ясырках (рабынях) первопроходцев, притом плывших не на устроенное зимовье, как Кантемина, а в неведомую даль. Вспомним хотя бы ясырку по имени Калиба (см. выше, с. 116) или ту «Федотову бабу», что «отгро-мил» Дежнёв, а также тех двух наложниц, что плыли на коче у Рубца сразу вместе. Притом рабыни заведомо вели хозяйство мореходов, чего об атаманше уверенно сказать нельзя.

Само достижение Тихого океана в середине XVII века — неважно, Семёном Дежнёвым или Курбатом Ивановым, достойно восхищения. Подумать только: Курбат открыл Байкал и он же — Берингово море. Любопытно, что Джон Бейкер, ведущий английский историк географии, был восхищён этим:

«Продвижение русских через Сибирь в течение XVII в. шло с ошеломляющей быстротой. Успех русских отчасти объясняется наличием таких удобных путей сообщения, какими являются речные системы Северной Азии, хотя преувеличивать значения этого фактора не следует… На долю этого безвестного воинства достается такой подвиг, который навсегда останется памятником его мужеству и предприимчивости и равного которому не свершил никакой другой европейский народ» (Бейкер Дж. История география, открытий и исследований. М., 1950, с. 231).

Любопытно, что ни в этом руководстве, ни в более подробных своих книгах он предпочёл не касаться истории Дежнёва. Не сказал он и того, чем же объясним подвиг русских, кроме наличия рек. Мы уже касались этого вопроса в конце Очерка 4: русские как народ проявили в ту эпоху всплеск активности.

Пусть жестокость первопроходцев была избыточна для пользы их же дела, но, осуждая жестокость, не снимают ведь с карты имена конкистадоров и пиратов. А поскольку древний открыватель мыса Дежнёва и Берингова пролива неизвестен (ещё на картах эпохи Возрождения там значится пролив Аниан), и поскольку не всегда имена первопроходцев присвоены тем местам, где они бывали (вспомним государство Колумбию в Южной Америке и дистрикт Колумбию в Северной), то, на мой взгляд, мыс Дежнёва носит его имя заслуженно.

В 1898 г. мыс Восточный получил имя Дежнёва,и в 1910 г. близ мыса водружен крест в его память. Вероятно, на снимке есть и капитан 2 ранга Александр Колчак.

При публикации снимка сибиревед Сергей Середонин, не споря с официальной версией, написал, однако: «Дежнёв, не подозревавший всей важности своего подвига, мог описать такими словами мысы Чаунский, Шелагский… и оттуда сухим путём добраться до Анадыря» [АР-1, с. 17]

Фото 2003 года, август

Фото 1956 года, август

На Преображенском мысу нет памятника. А жаль.

Взгляните на карту в начале книги, перед титулом. На самом-самом севере Восточной Якутии, в семистах километрах за Полярным кругом, есть мыс Святой Нос. Как это далеко, понять из Москвы или Петербурга трудно.

Для москвича Питер — город северный: четыре градуса вверх по меридиану. Отложите эти четыре градуса на север снова, от питерской параллели — окажетесь среди северной тайги, у Архангельска. Отложите ещё раз — попадёте на широту Мурманска, где кустарниковая тундра с карликовыми берёзками. В третий раз игла вашего циркуля встанет среди голубой глади карты (Баренцево море), на широте Маточкина Шара — пролива, делящего пополам Новую Землю. Там в горах ледники, а в низовьях тундра, но уже тундра арктическая , даже без карликовых деревец.

А теперь перенеситесь мысленно в пространстве и во времени. В пространстве — на восток, на 8 часовых поясов, на треть планеты. Во времени — на сто с лишним лет в прошлое, когда мыса Преображенского никто ещё не знал, когда беда по льду к его граниту ещё только подбиралась.

На питерской широте, у Охотска, попадёте вы уже не в привычный питерцу хвойно-лиственный лес и даже не в густую архангельскую тайгу, а в тайгу северо-восточную, разреженную — чем дальше на восток, тем суровей климат. Сделаем шаг на север циркулем на четыре градуса от Охотска, через океан болот и редколесья — и мы на «полюсе холода», у Оймякона. Ещё шаг на четыре градуса через тот же безбрежный лесо-болотный океан, и в горах вы уже увидите кустарники тундры, а то и голые россыпи. Шаг третий приведёт вас в арктическую моховую тундру с редкими кустарничками, к голым каменным холмам и невысокому гранитному кряжу, уходящему мысом в мелкое ледовитое море — это и есть Святой Нос.

Мыс Святой Нос

Вот отсюда наш путь на север и начнётся. Причём нет у нас ни аэросаней — мчать по заснеженным льдам, ни радио — узнать о шторме или просить помощь, ни запаса консервов и керосина, ни даже запасной обуви. А идти надо — спасать учителя.

За мысом — Новосибирские острова: сперва Большой Ляховский, затем Малый — и оба покрыты арктической тундрой, в обилии привлекающей по весне стада диких оленей, а за ними — волков и, конечно, охотников. Затем снова широкий пролив — Санникова, а там огромная земля, с Крым без Керчи величиной и без названья.

Почему без названья? Да слишком она быстро меняется. Половину её составляет остров Котельный. Купец и охотник Иван Ляхов, первым побывавший на нём в 1773 году, покинул его столь спешно, что оставил там большую ценность, медный котёл. Эта холмистая страна на картах значится как арктическая пустыня. Но, не зная наших классификаций, олени и сюда стремятся по весне стадами через лёд — для них это вовсе не пустыня, а корм без гнуса. Среди скал и холмов, то покрытых кое-где лишайниками, травкой и мелкими кустиками, то совсем голых, текут здесь по 2–3 месяца в году речки, богатые рыбой.

К востоку каменные холмы Котельного сменяются Землей Бунге. Странная это земля — остров не остров, отмель не отмель — огромный (длинней Абхазии) ровный песчаный пляж, а вдоль него даже в разгар лета всюду натыканы севшие на мель ледяные горы. Зовут их здесь стамухами.

Первым тот пляж пересёк весной 1805 года купец и охотник Яков Санников. Непонятной земле он имени не дал, и лишь много позже назвали её в честь Александра Бунге, врача и зоолога, побывавшего здесь через 80 лет после Санникова.