Ричард Эванс - Третий Рейх. Дни Триумфа. 1933-1939

Наверно, Юнгера защищало то, что он был военным героем, которым весьма восхищались Гитлер и Геббельс. Другим защита никогда и не требовалась. Было множество писателей среднего уровня мастерства, готовых писать романы о «крови и почве», где действие происходило в идиллическом и мифическом мире немецких фермеров, романы, прославляющие героев нацистского пантеона, таких как погибший штурмовик Хорст Вессель, или раболепные стихи, воспевающие величие фюрера Германии [333] Klaus Vondung, «Der literarische Nationalsozialismus. Ideologische, politische und sozialhistorische Wirkungszusammenhainge», in Denkler and Prumm (eds.), Die deutsche Literatur, 44-65; Karl Prumm, «Das Erbe der Front. Der antidemokratische Kriegsroman der Weimarer Republik und seine nationalsozialistische Fortsetzung», там же, 138-64 (и другие дополнения в том же томе). . Обращаясь к палате культуры рейха, Геббельс, который когда-то сам написал роман, порекомендовал писателям изображать пробуждение Германии в позитивном ключе. В качестве основного подхода он рекомендовал «стальной романтизм» [334] Heiber (ed.), Goebbels-Reden, I. 131-41, 137. . Рифмоплеты прославляли нацистские ценности и пробуждение немецкого духа. «Германия — не та, где парламенты и правительственные дворцы», писал в 1934 году Курт Эггерс, но

При Веймарской республике нацистские песни и стихи в основном были предназначены для поднятия духа членов партии в их борьбе против всего, что они ненавидели, — против Республики, евреев, реакционеров, парламентаризма. Но начиная с 1933 года в немецкой поэзии появился призыв уже ко всей немецкой нации мобилизоваться против врагов государства, как внутренних, так и внешних. Лютая ненависть продолжала звучать в литературе, но теперь ее заглушали бесконечные дифирамбы новой Германии, новому рейху и, прежде всего, новому фюреру. Представив, что он говорит от лица немецкого народа, лирик Фриц Штоке в 1934 году в своих стихах обращался к Гитлеру:

В таких стихах всегда присутствовала тема смерти, нацистская мифология, прославляющая самопожертвование и мученичество, расширялась и превращалась в общий для всего народа принцип [337] Reichel, Der schone Schein, 323-35; более общее описание см. в Sebastian Graeb-Konneker, Autochthone Modernität: Eine Untersuchung der vom Nationalsozialismus geforderten Literatur (Opladen, 1996) and Uwe-Karsten Ketelsen, Literatur und Drittes Reich (Schernfeld, 1992); см. также Baird, To Die For Germany, 130-54, о поэте Герхарде Шумане. .

Авторов таких стихов вряд ли можно было назвать известными. Одним из главных литературных и художественных течений в то время был экспрессионизм, приверженцы которого по большей части были представителями левого крыла, хотя некоторые из них, как, например, драматург Ганс Йост, начиная с 1933 года работали на нацистов; Йост стал руководителем Имперской палаты литературы и обладал при новом режиме значительной властью [338] Evans, The Coming of the Third Reich, 417-18. . Мировоззрение экспрессионистов на самом деле имело много общего с нацистским, оно включало в себя эмоциональное самовыражение, добродетели молодости, порочность индустриального мира, банальность буржуазии, перестройку человеческого духа в восстании против интеллектуализма. С другой стороны, оригинальность экспрессионизма обуславливается совершенно ненацистским отказом от натурализма в пользу прямого выражения эмоций, при котором авторы часто избегали реалистичного описания внешнего облика. Из-за своего радикального, нестандартного стиля экспрессионисты абсолютно не вписывались в культурный аппарат нацистов. Хорошим и широко известным примером того, как люди могли переходить от экспрессионизма к национал-социализму, является писатель Готфрид Бенн. У Бенна, который в 1920-х годах уже был состоявшимся поэтом, была и другая жизнь, он был практикующим врачом и занимался расовой гигиеной. В приходе нацистов к власти он увидел профессиональную возможность применить принципы евгеники на практике. Будучи до этого человеком аполитичным, он заявил о своей преданности рейху. И он энергично принялся за чистку академии от писателей-диссидентов. Когда его за это раскритиковал Клаус Манн, живущий за границей сын писателя Томаса Манна, сам также выдающийся писатель, Бенн ответил, что только те, кто остался в Германии, могут осознать, какой поток творческой энергии высвободился с приходом Третьего рейха [339] Wulf, Literatur, 113-23; Ritchie, German Literature, 48-54; там же Gottfried Benn: The Unreconstructed Expressionist (London, 1972) — см. в частности его перевод работы Benn’s «То the Literary Emigres: A Reply», 89-96; Reinhard Alter, Gottfried Benn: The Artist and Politics (1910 — 1934) (Frankfurt am Main, 1976), 86-144 .

Хотя его поэзия была чиста, возвышенна и отдалена от повседневной борьбы, Бенн тем не менее восхвалял режим, возродивший веру в немецкую природу и сельскую жизнь. Он считал Гитлера великим восстановителем чести и достоинства Германии, но вскоре после первых чисток академии Бенн впал в немилость режима. А когда нацистские органы, отвечающие за культуру, пошли в атаку на экспрессионизм в музыке, живописи и литературе, он еще более усугубил свое положение, выступив в его защиту. То, что он делал это таким способом, который, по его мнению, должен был понравиться нацистам, как антилибе-ральный необузданный ариец, как порождение духа 1914 годов, не впечатлило тех, кто обвинил его в непатриотичное™, чрезмерной интеллектуальности, извращенности и аморальности. «Если потребуется назвать того, кто является порождением большевистского духа, наслаждающегося безобразным, празднующего свои оргии в вырождающемся искусстве, — говорил ему один из его критиков, — тогда вы с полным правом можете первым оказаться у этого позорного столба». И стихотворения с названиями «Плоть», «Крестный ход проституток», «Кадриль сифилиса» и подобная «порнопоэзия» доказывают это, говорил он [340] Wolfgang Willirich to Gottfried Benn, 27 August 1937, переиздано в Wulf, Literatur, 120-22. . В марте 1938 года Бенна исключили из Имперской палаты литературы. Ему запретили публиковаться, но еще до этого времени, в июле 1937 года, он получил должность в Военном министерстве. В январе 1934 года он писал: «Что касается будущего, я думаю, абсолютно очевидно, что в Германии нельзя разрешать издавать книги, содержание которых оскорбляет новое государство». Когда в эту категорию попали его собственные книги, из-за того, что их эстетический дух сочли чуждым культуре нового государства, ему было нечего на это ответить [341] Glenn R. Cuomo, «Purging an «Art-Bolshevist»: The Persecution of Gottfried Benn in the Years 1933 — 1938», German Studies Review, 9 (1986), 85-105; см. также Gottfried Benn, Gesammelte Vterke, ed. Dieter Wfellershoff (4 vols., Wiesbaden, 1961), I. 440-52, «Der neue Staat und die Intellektuellen», о защите нацистского захвата власти. .