Николай Белан - Эпицентр

— Они нам все, как родные, стали, — рассказывала Шаргия Мустафаева. — С хлебом-солью в каждом доме солдата встречают, идет по улице, то яблоком угостишь, то сигареты сунешь.

Что такое Особый район? Это девять участков, у каждого свой комендант и подчиненные ему люди — милиция, воины внутренних войск и Советской Армии. Его можно представить и так. Главных и второстепенных участков нет, каждый важен. И жизнь любого из них — это уменьшенный портрет жизни и деятельности Особого района. Но он — это и особая солдатская миссия. И когда говорили мне: майор Боровков с подчиненными «завоевал» город — завоевал сердца, симпатии лачинцев, невольно думалось — а может, это самое главное, социально значимое, что сделано? Люди защитников и помощников своих увидели в воинах, отзывчивых, работящих, сердечных парнях. Что такое Особый район? Разве и не эти вот мысли в народе, не это состояние души? Правда, за всех полностью говорить так не стану. Остерегусь. Иначе зачем было бы особое положение?

…В глазах у мальчишек слезы. Не отходят от сержанта Турсункулова Ализамин Халилов, Шамиль Исаев. С сержантом Александром Юшко подружился десятиклассник Гулам Юсупов. И так почти все 327 учащихся школы-интерната. Грустное предстоит расставание. Но тем радостней будет час встречи — ребята обменялись с солдатами адресами, зовут их по окончании службы в гости.

— Обязательно, — обещают мотострелки. — А вы к нам приезжайте.

И звучат адреса — русские, украинские, узбекские, белорусские… Адреса нашего общего многонационального дома.

…С грустинкой смотрит на горы Ализамин. Там, за хребтом, отец, мама, младшие брат и сестренка. А еще, далеко-далеко, новый друг.

Спрашиваю Вольского:

— Аркадий Иванович, воины Советской Армии впервые так тесно взаимодействуют с подразделениями МВД СССР, внутренних войск. Как вы, являясь председателем Комитета особого управления, оцениваете уровень этого взаимодействия?

— Он вполне высокий. Весь вопрос в том, что у нас не делится, кто за что отвечает, кто что делает — армия ли, милиция, внутренние войска. В этом главный смысл. Хотя, когда мы только начинали и еще отсутствовал опыт, было страшно много ведомственности. У армейцев, у МВД, внутренних войск — у каждого свое начальство, свой приказ, своя логика действий и свои инструкции. Создав единое командование, политотдел Особого района, вышли из такого положения. И сразу увидели: сколько мы упускали, зря тратили силы и время, когда разделяли на части выполнение общих задач. А ведь вопрос координации сил и средств, подчинения их единой воле, единому командованию — вопрос принципиальный. Так что не только армия или внутренние войска, но и мы, члены комитета, да и партийные и советские органы области нарабатывают новый опыт.

— А вам до этого приходилось так тесно общаться с людьми военными, совместно выполнять какие-либо задачи?

— Да, и не раз. В свое время по характеру работы я имел прямое отношение к созданию новой, в том числе оборонной, техники.

— Значит, вы имеете возможность сравнивать. Как, по вашей оценке, действуют наши воины здесь?

— Я вижу рядом людей высокой политической культуры, хорошо образованных, глубоко знающих свое дело. Могу сказать, что нынешний офицерский корпус — совершенно другой, чем тот, с представителями которого приходилось иметь дело раньше. Сужу о командирах и политработниках и по докладам членов Комитета особого управления, и по мнению населения Нагорного Карабаха, и по ежедневным встречам с военным комендантом Особого района генерал-майором А. Коломийцевым, начальником политотдела полковником А. Науменко. Это сильные военные и политические руководители, воспитатели, люди перестройки в самом высоком смысле этого слова. Вклад руководимых ими частей и подразделений в стабилизацию обстановки огромный.

— Сколько человек погибло в Нагорном Карабахе? — спрашивала корреспондент агентства Рейтер полковника Науменко.

— Один. 18 сентября прошлого года. Собственно, после этого, с 21 сентября, были введены особое положение и комендантский час.

— Когда арестовывали за нарушение комендантского режима в последний раз?

— Не арестовывали, а задерживали… А бывает это пока, к сожалению, ежедневно. Например, человек вышел из дома без документов…

Ответы были исчерпывающими и, похоже, устраивали журналистку. Впрочем, знание дел и искренность удовлетворяют каждого. Не случайно же Комитет особого управления НКАО уполномочил полковника Науменко дать интервью первому иностранному корреспонденту, официально посетившему область за последние четыре с лишним месяца.

…Женщина шла, вытянув вперед руки, и в ее маленькой, хрупкой фигурке, на иссушенном, годами лице, в глазах, больших и иссиня-черных, как сливы, застыли мольба и усталость. Пугливо съежившись, вобрав в себя плечи, за ней стайкой сгрудились дети, трое, мал мала меньше, их испачканные худые мордашки глядели на мир настороженно и удивленно.

— Вот, — показывала женщина раздавленных машинами кур, — это вчерашние, а сколько до этого было…

По дороге в нескольких метрах от нас на полной скорости промчал «Жигуленок».

— Так и носятся, — сказала женщина. — А недалеко тут карьер, мрамор оттуда возят — мчатся мимо наших домов, не сбавляя скорости.

Эти десять деревянных домов выросли на окраине села Малыбейли недавно. Построили их для себя переселенцы азербайджанской национальности из Армении и Степанакерта. 30 семей живут в них. Примерно человек 200–250. Скученность огромная, бытовые условия трудны, а ведь в каждой семье дети. Много детей. Когда мы с полковником Науменко приехали сюда, Аркадий Аркадьевич сразу обратил внимание:

— Смотрите, сколько детских вещичек.

На бельевых веревках у каждого дома сушились десятки ползунков, распашонок, рубашечек… И были они как выброшенные флаги о бедствии. О горе людей, потерявших кров, сорванных с земли своих предков.

— Мы бежали сюда из села Ахта, что в Армении, — рассказывает полковнику Науменко А. Бахтияров. — У меня пятеро сыновей и дочь. Жена — пенсионерка. Сидим без работы, без одежды, без денег.

— Я тоже из Ахты, был учителем, — включается в разговор З. Шахгусейнов. — Обстановка у нас там создалась такая, что бросил дом, взял жену, детей — их у меня четверо — и сюда.

Издревле на земле Армении и Азербайджана к учителю высочайшее уважение. Быть может, поэтому так глубока и остра народная память о своей истории, традициях и культуре. Но сегодня, на пороге XXI века, изгоняют учителя только за то, что он другой национальности… Что же случилось? В каком театре абсурда простые люди помимо их воли стали зрителями и участниками представления, от начала и до конца срежиссированного кучкой взяточников и воров, заправил теневой экономики?