Геннадий Веревкин - Заметки краеведа в третьем поколении

Итак, вопрос, откуда Горький мог узнать о Березниковском содовом заводе, остается открытым, но собранный мною материал дает пищу для размышлений.

Самым важным в строительстве Березниковского химкомбината в те годы была ТЭЦ. Одна из глав так и называется — «Сердце комбината», так как потребность в паре и электроэнергии была очень велика. Каменный уголь привозили из Кизеловского бассейна, он поступал на склад в дробильное отделение. Здесь кусковой уголь измельчали и по воздушно-канатной дороге вагонетками подавали на станцию.

В 1940-50 годах, когда пешком шли к переправе через Каму, к причалу Бондарки, надо было проходить под этой канатной дорогой. Над головой проплывали вагонетки: с углём — на ТЭЦ и перевёрнутые пустые — обратно. Мы, ребята, подолгу стояли и смотрели на них, ритмичный ход вагонеток привлекал взгляд, иногда и взрослые заглядывались на них.

Строительству этой линии посвящён очерк Харитонова. Автор описал быт той поры. Процитирую несколько самых удачных мест, перечислю фамилии героев очерка, потомки которых и сейчас живут в Березниках.

О Карле Бароне, главном инспекторе фирмы «Блейхерт» по установке воздушно-канатных дорог: «Он старательно закутывает красную шею в тёплый пуховый платок, поднимает воротник куртки и, раздражённо шагая по бараку, твердит:

— Какой злючный колодь!

Стены барака промёрзли. Неряшливо законопаченный, тронутый инеем мох похож на отвратительную плесень. В бараке холодно и тоскливо. В застывшие окна, в сквозящие двери стучит и с воем, с присвистом просится северный ветер. С Урала идёт буран. За Чуртаном бурану загораживают путь леса. У Чуртана они обрываются стеной, и в широкую, как степь, Камскую лощину с рёвом падают чудовищные волны ветра, кипят в ней, мечутся и мчатся, взвихривая снег».

Вместе с Бароном в Березники строить первый в Союзе радиальный кабель-кран приехали и советские работники. Ткачёв назначен прорабом углеподачи, Плахти — старшим мастером, Калабухов — техником.

«Одетые в овчины, в грубые шерстяные сапоги и ушастые шапки, люди собирались на Чуртане в неуютный низкий барак, называемый клубом, и начинали ужасно ругаться о сроках…

…Здание ТЭЦ стояло тогда в неуклюжей пёстрой коробке тепляка. Неструганые, неровные доски выступали над ней причудливыми древними зубцами. И словно знамя грандиозно-невиданной крепости, над закутанным в дерево железобетонным зданием, над снежной Камской лощиной, над беспредельностью северных лесов стремительно и ввысь, в серое небо, вонзалась ажурная, чёрная, семидесятиметровая подъёмная башня Круппа».

В книге помещена фотография ТЭЦ ещё в строительных лесах.

«Барон широко открывает двери барака, и тогда среди снегов видна изглоданная временем строгановская рассольная вышка. За ней нетронутый глубоким снегом на свинцовом горизонте — чёрный гребень бесконечной уральской тайги.

Взвихрённые бураном ввысь камские снега закрывают взметнувшуюся над зубчатыми стенами электроцентрали огромную башню. Северная метель бушует над Камой, ревёт над старым городом, над гигантской новостройкой, бушует, ревёт так же, как ревела и бушевала 200–300 лет назад. Незанятые работой люди прячутся в тесных домишках посёлков, у заснеженных посёлков двухсотлетней давности имена — Запотым, Посад, Веретия, Покча, Богомолка, Дедюхино».

После окончания подготовительных работ для монтажа приехали немцы: коротконогий, пухлый и весёлый Промесберг, седой и сердитый Генри Франк, горластый, грубый Блюм, заносчивый Риссе.

«Подобрались люди — несколько квалифицированных слесарей и десятки новичков, впервые пришедших на производство. С юга приехали слесаря Фурманенко и Сивоконь. Вместе с семьёй Сивоконь поселился в мастерской — здесь он жил, здесь и работал. Укомплектовали бригады по монтажу, в бригаду на монтаж поворотной станции и бункеров вошли Фурманенко, Диденко, Старков и демобилизованные красноармейцы — Богомолов, Стахеев и Мамаев. Никто из перечисленных, кроме Фурманенко, не знал монтажного дела. На монтаже натяжной станции стал шеф-монтёр Блюм с бригадиром Василием Сивоконем, монтажом погрузочной станции и опорных мачт стали руководить шеф-монтёр Риссе и бригадир Оберушников. Двух студентов-коммунистов, Новохацкого и Ермишева, назначили бригадирами монтажа машинной и радиальной башен».

Ткачёв организовал учёбу после работы, медленно рабочие усваивали приёмы работы, но делали удивительные успехи. Не все. В разных ситуациях упоминаются рабочие Яшин, Латкин, Петухов, Пантелеев.

Бывали случаи пьянства.

«Большим запоем пил плотник Куликов, а за ним и вся бригада. Чудный работник, прекрасный мастер в дни запоя превращался в босяка. Он уходил на другой берег, за Каму, и у ограды обескрещенной церкви пропивал заработанное бессонными ночами труда звание ударника».

Прошла зима, всё изменилось на стройке, когда возглавил её инженер Черепов, сплотив коллектив. Дельные указания его были понятны, немцы же скрывали свой опыт и в трудных ситуациях молчали, предлагая неопытным рабочим самим искать выход. Черепов в эти моменты был строг, чётко давал указания, но и сам старался больше узнать у Барона, хорошо знакомого с передовыми технологиями.

«Освободили от опалубки и лесов огромное здание электростанции. Расположенное с юга на север, уже оснащённое широкими чёрными трубами, оно похоже на чудовищный корабль, твёрдо взявший курс на норд, на север, на тёмные волны тайги. Изумительно лёгкий, повисший в высоте, сплошь застеклённый балкон поворотной станции — это корма корабля. По всему фронтону здания, вровень с балконом, расположены полутораметровые круглые окна, освещающие гигантские бункеры, — это иллюминаторы корабля».

Немцы собирались закончить монтаж углеподачи к 15 декабря 1931 года, но Черепов сумел организовать рабочих и сдать её к 15 сентября.

«Кончалось лето, стояли холодные, ветреные дни, резко хлестал пронзительный дождь, нужно было лезть на высоту для клёпки последних конструкций, что и сделали.