Владимир Владимиров - Джемс Кук

Кук радовался согласию матросов, это льстило его капитанскому самолюбию. «…Они одобрили мой план в один голос и не сделав ни одного возражения». Грог стали выдавать только по субботам.

На Таити началась обычная жизнь: ремонт кораблей, торговля, обмен визитами и подарки царьку коров, лошадей, овец, разведение огородов, посадка фруктовых деревьев. Павлин, «милостиво пожертвованный милордом Бесбороу», украсил хозяйство царька.

Вторая задача, заданная адмиралтейскими инструкциями, была бы разрешена, если бы не О-Маи, который не хотел так скоро расставаться с англичанами и Куку не удавалось уговорить его основаться на Таити. Видимо, О-Маи нравилось беспечное житье на «Решимости», с которой он сходил на берег, как представитель Кука, защищенный им от всевозможных покушений вороватых соотечественников на его неисчислимые богатства, привезенные из-за моря. Шутка сказать! Один ящик с игрушками или музыкальная шкатулка могли стать причиной его смерти, не говоря уже о красных перьях, приобретенных на. Новой Зеландии: это было богатство, о котором не смел мечтать даже сам О-Ту — царь Таити.

Здесь же появился и Одидей, не забывший еще говорить: «Yes sir», «if you plise sir» [34] «Да, сударь…» «Прошу вас, сударь…» — и вставать при разговоре. В остальном он ничем не отличался от своих соплеменников и об европейской одежде не было и помину.

Кук и Клэрк проехались верхом на глазах у восхищенной толпы. Таитяне не подозревали» возможности ездить на этих удивительных животных. «Это зрелище дало им более высокое понятие о величии других наций, чем все вместе взятые новости, предлагаемые их взорам европейскими мореплавателями».

Эти мирные занятия были нарушены волнением, возникшим среди островитян и поставившим Кука перед лицом не совсем легкой задачи, разрешение которой связывалось самым тесным образом с отношением туземцев к нему, к его людям и вообще к дальнейшему его пребыванию на Таити. Дело в том, что таитяне, были в состоянии войны с жителями острова Еимео, той самой войны, которая началась во время последнего посещения Куком островов Товарищества. Войско Еимео одерживало верх и теперь грозило таитянскому флоту и самому острову. Совет вождей собрался у царька, и Кук был приглашен на нем присутствовать. Было совершенно ясно, что, приглашая Кука, таитянские вожди хотели использовать его дружбу и склонить к поддержке своими кораблями их вооруженных пирог. Кук был этим поставлен в очень неприятное положение: в его планы никак не входило вмешиваться в политические дела островитян, а вместе с тем надо было во что бы то ни стало сохранить с таким трудом налаженные отношения. И Кук должен был в первый раз выступить в сложной роли дипломата.

Совет действительно просил помощи. «Полномочный министр» — О-Маи — куда-то исчез, и Куку пришлось обойтись без переводчика. Он сказал совету, что не знает точно причин войны и не имеет права предпринять что бы то ни было против жителей Еимео, не сделавших ему никакого вреда. Члены совета, казалось, удовлетворились этим Заявлением, но О-Ту пригласил Кука к себе на следующий день, прося привести с собой О-Маи. Там пришлось снова выслушать настоятельную просьбу царька о Помощи, но Кук остался непреклонен и сказал, что никакого участия в. войне не примет.

Такая твердость Кука не поколебала хороших отношений, наоборот, неискушенным в политике таитянам понятен был такой бесхитростный отказ, подкрепленный простой и естественной причиной. Когда через месяц они снаряжали свой флот, Кук был приглашен посмотреть на маневры и вместе/с царьком, на пироге, испытал примерную атаку неприятельской лодки. Квгда же вождь Еимео прислал сказать, что заключает временный мир, Кук торжественно заявил посланцу, что он защищает интересы своего друга О-Ту и будет помогать ему в случае нападения, что он вернется на остров и без пощады отмстит всякому, кто посмеет участвовать в этом нападении. Это заявлений возымело действие. По крайней мере, пока Кук оставался на островах Товарищества, он не слышал больше разговоров о войне, а О-Ту и его присные устраивали благодарственные моления своему богу за дарование мира.

В разгар приготовлений к войне Кук узнал, что в одном из храмов готовится' человеческое жертвоприношение для умилостивления бога и победы над Еимео. Он решил лично убедиться в действительности существования этого ужасного обычая, «чтобы рассеять все сомнения, и вместе с О-Ту, Андерсоном и Вебером отправился к месту жертвоприношения.

Все оказалось не только так, но еще гораздо хуже, чем ему рассказывали. Труп человека, убитого по указанию старшего вождя, лежал на берегу моря, покрытый банановыми листьями. Четыре жреца сидели вокруг, произнося молитвы. Толпа туземцев-мужчин довольно равнодушно глазела вокруг. Затем, прервав молитву, жрецы вырвали несколько пучков волос из головы убитого и его левый глаз, завернули в лист банана и преподнесли О-Ту. Главный жрец взял вырванный глаз и поднес его к открытому рту царька. «Они называют эту часть церемонии «съесть человека» или «угощение вождя»; это, может быть, остаток обычая тех времен, когда царь действительно съедал тело жертвы». После этого начались бесконечные переносы трупа с места на место, произнесение молитв, развертывание и свертывание всякого рода материй, заключавших в себе какие-то непонятные предметы дикого культа, и наконец после нескольких выдираний волос труп был оттащен в храм, где его бросили в яму и закидали камнями. Этим дело не кончилось. Служители развели огонь и задушили собаку. Опалив ей шерсть, вырвали внутренности и, бросив их в огонь, поджарили сердце, почки и печень на горячих камнях, вымазали собаку кровью, собранной в скорлупу кокосового ореха, и положили — все это перед жрецами, продолжавшими молиться под звуки двух барабанов. Мальчик, стоявший рядом, кричал время от времени: он звал бога откушать свежего блюда. Потом собачий труп был водружен на высокие мостки, где лежали оставшиеся от прежних жертвоприношений убитые свиньи и поросята, издававшие невыносимый запах гниения. Церемония закончилась дружным воплем жрецов. На следующий день продолжались бесконечные молитвы и приношения в жертву свиней и поросят.

Кук был потрясен. Сдерживая возмущение, он пытался сперва разубедить туземцев в их диком веровании. Он говорил им, что их бог не съедает жертв, раз они его никогда не видят, что трупы животных остаются слишком долго нетронутыми, что, закапывая трупы Людей, они не дают ему возможности их есть. Жрецы ответили ему, что их бог приходит ночью, невидимо и что питается он душами жертв, обитающими вокруг храма до полного разложения тел. Но когда, запросив помощи в войне, вожди спросили Кука, что он думает о жертвоприношении и поможет ли оно победе над врагами, он не выдержал и, вспылив, высказал все, что думал об их отвратительном и ужасном обычае. Он кричал на О-Ту и его приближенных, упрекал их в жестокости и дикости, говорил, что такой способ молиться будет иметь совсем обратное действие, что он вызовет месть бога и их полное поражение. О-Маи поддерживал Кука и старательно переводил его горячую речь. «Скажи ему, — кричал Кук, тыча пальцем в лицо старшего из вождей, — что если бы он так убил человека в Англии, достоинство его положения не спасло бы его от веревки!». Обиженный вождь схватился за голову и, вопя проклятия, быстро ушел, не желая выслушивать таких кощунственных упреков. Кук тоже ушел, взволнованный и сердитый. «Полномочный министр», увлеченный своим красноречием, продолжал кричать обступившим его слугам и приближенным вождя. Он кричал, что в Англии вешают самых родовитых и самых важных людей, если они убивают даже самого последнего из своих слуг. Толпа со' вниманием слушала О-Маи, и казалось, что им понутру приходились эти слова. «Кажется, действительно они имели на этот счет иное мнение, чем их господин».