Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Появление ссыльных заметно меняло жизнь Нарыма. После 1863 г. туда сослали участников польского восстания, затем это место для ссылки не использовали вплоть до 1906 г. К 1912 г. в Нарыме насчитывалось до трехсот ссыльных [509]. Это породило своеобразный квартирный кризис: изгнанники с трудом находили жилье, селились вместе в одной комнате. Никакой работы для них в Нарыме, конечно, не было. Они получали казенное кормовое пособие в 6 рублей 20 копеек, для привилегированных (дворян, студентов, купцов, лиц со средним образованием) пособие увеличивалось до 12 рублей 70 копеек. Иосиф Джугашвили, семинарии не окончивший, вероятно, привилегии не имел. Пособие позволяло жить очень скудно, хотя продукты были дешевы. Комнату на двоих с самоваром и стиркой можно было нанять за 2 рубля 50 копеек. Для облегчения и удешевления жизни ссыльные организовали потребкооперацию. Поскольку она не могла не составлять конкуренции местным купцам, с ними была заключена конвенция: кооперация продавала товар только ссыльным. Для взаимных расчетов пользовались собственными талончиками, ходившими вместо наличных денег. «Ссыльные, имевшие запас денег, обменивали на эти талоны деньги, давая возможность организации обзаводиться большим количеством товаров и платить долги». Завели также столовую, хлебопекарню.

Занимались ссыльные в основном тем, что помогали своим квартирохозяевам в домашних работах, ходили на охоту, участвовали в рыбной ловле. Им удавалось получать книги, газеты и журналы (многие редакции высылали для ссылки бесплатные экземпляры). Образовалась библиотека до трех тысяч томов. Сумели даже устроить театр, которому местные купцы охотно помогали, «давали мешки на декорации и вообще относились сочувственно». На женские роли привлекли местных девушек [510].

Иосиф Джугашвили, добравшись до Нарыма, поселился на квартире Е. И. Алексеевой, в комнате, где уже жили двое ссыльных. Компаньоном Джугашвили по квартире стал Михаил Надеждин (см. док. 7, 10). Воспоминания квартирной хозяйки и ее сына (см. док. 6, 7) ничего особенного не сообщают: жил, как все в ссылке, читал книги, забавлялся с хозяйскими ребятишками, угощал их конфетами, вел разговоры о неравенстве («почему купец Радиков богато живет, а вы бедно?»), курил трубку, одевался просто. Обедал то в столовой, а то покупал продукты, иногда и сам готовил. Сын хозяйки припоминал, будто у Джугашвили был переплетный станок и он сам переплетал книги, но, поскольку больше о таком его занятии никто не говорил, кажется, что Я. А. Алексеев спутал его с кем-то другим. А вот его же рассказ, что ссыльный сожалел, что парень неграмотен, и советовал ему учиться, вполне мог относиться к Джугашвили. Е. И. Алексеева описывала деревянный ящик, с которым приехал Джугашвили: «.там были: посуда, книжки, газеты, карточки. В ящике полочка и маленький ящичек, там были пузырьки, нитки, иголки». Позднее жители Курейки будут рассказывать, что Джугашвили, как делали многие ссыльные, имел аптечку и оказывал местным посильную медицинскую помощь. Любопытно также упоминание матерью и сыном Алексеевыми некой посылки, полученной их жильцом. «Перед отъездом он получил посылку и угощал нас грушами, черносливом», «угощал нас яблоками, конфектами, из полученной им посылки. Было там две бутылки настойки хорошей». Может быть, простодушная северянка приняла за настойку неведомое ей прежде вино и посылка была из Грузии, от матери Екатерины Глаховны? Или о Кобе позаботился кто-нибудь из товарищей или товарок по партии? О побеге своего жильца Алексеевы сообщают очень буднично, для них это выглядело обыкновенным отъездом, никакой интриги не представляло.

Джугашвили провел в Нарыме всего около сорока дней, до 1 сентября. Там он впервые встретился с Яковом Свердловым.

К. Т. Новгородцева-Свердлова выпустила множество вариантов написанной ею биографии покойного мужа. После публикации в 1924 г. писем Свердлова из Курейки с негативными отзывами об И. Джугашвили, которая не могла состояться без участия и одобрения вдовы Свердлова, последняя, конечно, оказалась в весьма уязвимом положении; возможно, публикация свидетельствует о ее причастности к антисталинской партийной оппозиции. В сталинскую эпоху Новгородцева-Свердлова писала, что Свердлов будто бы работал «под руководством товарища Сталина», «стал ближайшим помощником И. В. Сталина», старательно подчеркивала дружбу между ними [511]. После XX съезда КПСС и разоблачения культа личности у вдовы Свердлова, как и у многих других старых большевиков, появилась возможность высказать то, о чем прежде говорить они боялись. К. Т. Новгородцева принялась опровергать свои прежние книги, не называя, впрочем, прямо, с кем спорит («мне не раз приходилось встречаться с утверждением, широко распространенным в нашей исторической литературе» [512], – писала она, умалчивая, что именно это опровергаемое теперь утверждение содержалось в ее собственных книгах). Наступившая «оттепель» давала лишь относительную, очень узкую возможность пересмотра недавней истории, и, корректируя сказанное раньше об отношениях Свердлова и Сталина, К.Т.Новгородцева многое недоговаривала и временами уклонялась теперь от истины в противоположном направлении, отрицая какое бы то ни было сотрудничество покойного мужа с будущим диктатором даже там, где имеются документальные свидетельства, такие как переписка с Лениным. В итоге некоторые моменты биографии Свердлова оказались довольно запутанными, особенно в том, что касается взаимоотношений или хотя бы в простой хронологии знакомства Якова Свердлова и Иосифа Джугашвили [513].

О самом их знакомстве Новгородцева говорит вскользь и не в каждом издании своей книги. В издании 1939 г. их встреча не упомянута; в издании 1941 г. о ней сообщено одной фразой: «Здесь, в далекой ссылке, впервые встретились Сталин и Свердлов»; примерно то же повторяет в издании 1946 г. Обычно многословная, склонная к беллетризованному повествованию и диалогам Новгородцева в данном случае не стала живописать знакомство Свердлова со Сталиным и обстоятельства, при которых оно произошло. В изданиях 1957 и 1985 гг. об их встрече в Нарыме не говорится, а вот в издании 1960 г. она снова лапидарно упомянута («здесь, в Нарыме, они и познакомились») [514].

Несомненно, что эти двое действительно познакомились в нарымской ссылке, об этом свидетельствует также письмо Свердлова из Туруханска, где он называет Джугашвили старым знакомым по другой ссылке (см. гл. 24, док. 32), причем моментов, когда была возможна их встреча в Нарыме, немного.

Я. М. Свердлов побывал в нарымской ссылке дважды. Впервые он был сослан туда в марте 1910 г., в конце июля бежал, каким именно образом, не известно [515]. К. Т. Новгородцева ограничилась на этот счет лаконичным замечанием, что «он бежал, не пробыв в Нарыме и четырех месяцев» [516]. Снова арестованный в Петербурге в ноябре 1910 г., Свердлов был опять выслан в Нарымский край. По дороге в июне 1911 г. он попытался бежать в Томске при посадке на пароход «Колпашевец»», чем нарушил существовавшее между ссыльными и охраной негласное джентльменское соглашение, согласно которому с дороги не бегали [517]. Возмущение томских ссыльных, понимавших, что поступок Свердлова ухудшит условия для всех, заставило его сдаться полиции и заявить, что он случайно отстал от парохода. Местом его ссылки было определено село Колпашево, но во избежание новых попыток побега Свердлова по прибытии туда незамедлительно перевели в отдаленное глухое селение Максимкин Яр в 500 верстах от Нарыма. Там он прожил до февраля 1912 г., когда был переведен сначала в Колпашево, затем в Нарым, обратно в Колпашево, там в конце мая арестован за организацию демонстрации политических ссыльных в Нарыме (в ней участвовал живший там же В. Куйбышев). 2 июня 1912 г. Свердлов был переведен в Томск в пересыльную тюрьму, где пробыл три месяца. Приехавший после демонстрации в Нарым уездный исправник провел расследование, в результате которого последовало «увольнение пристава Овсянникова, всегда ставившего в курс дела ссыльных о всех секретных распоряжениях из Томска через ссыльного эсера Аммосова»» [518].