Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Я взял до осени лодочку маленькую, с кот[орой] великолепно справляюсь один. Очень рад этому обстоятельству. Могу кататься сколько душе угодно. Енисей здесь широк, считают 5 верст. Я ездил через [806]при небольшой волне. Беру с собой собаку, лямку и еду. Где на веслах, где собака тащит. Прелестно. […] С своим тов[арищем] мы не сошлись «характером» и почти не видимся, не ходим друг к другу. Ко мне никто не ходит, ибо ходить некому. Хорошо и дома одному.

С наступлением лета, бросив топить железку, я почти не стряпаю. Питаюсь рыбой. Часто даю хозяйке припасы, и она готовит пирог с рыбой. Вот два дня и ем его. А то на улице изготовлю уху. Есть у меня осетрина, нельма, масло, картошка, осетровая икра. И осетра и нельму засолил, ем иногда и не жаря, не варя, просто соленую. Даже уксусом иногда лень заправить. Перестал вести регулярную жизнь. Ложусь рано. Иногда всю ночь шатаюсь, а то и в 10 часов спать заваливаюсь. Ем, когда придется. Хорошо одному, не приходится считаться с другими. Хорошо и то, что всегда можно наесться холодным.

Не занимаюсь, ничего, кроме периодической литературы, не читаю.

Из письма Я. М. Свердлова К. Т. Новгородцевой-Свердловой, 27, 29 июня 1914 г. Курейка.

Исторический архив. № 5. 1956. С. 115–118.

Свердлов Я. М. Избранные произведения. Т. 1. С. 280.

№ 41

Н. С. Хрущев:

Помню также, как Сталин не раз рассказывал нам и о другой своей ссылке. Он попал в Туруханский край и жил в одной деревне со Свердловым. Они сначала дружили, но потом, судя по его рассказам, было видно, что рассорились или разошлись. По крайней мере, перестали жить в одной крестьянской избе. Свердлов шел оттуда, нашел себе квартиру и покинул Сталина. Сталин всегда говорил нам, что, когда они жили вместе, чалдоны, у которых они размещались в той деревне, считали, что главный – это Яшка, а не Рябой. Сталина называли Рябым, потому что у него лицо было изъедено оспой. Когда Яшка ушел на другую квартиру, они стали говорить: «Мы-то считали, что доктор главный, а оказывается, не доктор, а Рябой». Местные крестьяне называли Свердлова доктором. Он был раньше провизором и, видимо, оказывал какую-то помощь больным, какие-то были у него лекарства. Поэтому и шла о нем слава, что он доктор.

Сталин рассказывал: «Мы готовили себе обед сами. Собственно, там и делать-то было нечего, потому что мы не работали, а жили на средства, которые выдавала казна: на три рубля в месяц. Еще партия нам помогала. Главным образом мы промышляли тем, что ловили нельму. Большой специальности для этого не требовалось. На охоту тоже ходили. У меня была собака, я ее назвал Яшкой». Конечно, это было неприятно Свердлову: он Яшка и собака Яшка. «Так вот, – говорил Сталин, – Свердлов, бывало, после обеда моет ложки и тарелки, а я никогда этого не делал. Поем, поставлю тарелки на земляной пол, собака все вылижет, и все чисто. А тот был чистюля». Мы опять переглядывались. Мы сами прошли, кто – крестьянскую, кто – рабочую школу, и не были изнежены каким-то особым обслуживанием. Но чтобы не помыть ложку, тарелку или чашку, из которой ешь? Чтобы собака все вылизывала? Нас это удивляло.

ХрущевН. С. Время, люди, власть: воспоминания. М., 1999. Т. 2. С. 118–119.

№ 42

Я. Свердлов:

Ты же знаешь, родная, в каких гнусных условиях я был в Курейке. Тов[арищ], с кот[орым] мы были там, оказался в личных отношениях таким, что мы не разговаривали и не виделись. Было скверно. Тем более скверно, что по целому ряду соображений я не занимался, да и не мог заниматься ничем. Я дошел до полной мозговой спячки, своего рода мозгового анабиоза. И первый месяц жизни с Ж. [807]я лишь изредка замечал у себя пробуждение мысли, начало нормального функционирования мозга. Теперь дело обстоит неплохо. Мучил меня этот анабиоз чертовски.

Немало содействовала жизнь с Ж. пробуждению. Он человек довольно живой. У него возникает куча вопросов, кот[орые] он пытается разрешить беседами. […] Все же не думай, что так уже хорошо вдвоем, что у нас тут живая товарищеская атмосфера. Ведь нас только двое. […] Мы, значит, всегда вдвоем и только вдвоем. Это много лучше, чем одному, но это очень далеко и от тов[арищеской] среды.

Из письма Я. М. Свердлова К. Т. Новгородцевой-Свердловой, 16 ноября 1914 г., с. Селиваниха

Свердлов Я. М. Избранные произведения. Т. 1. С. 298.

Исторический архив. № 5. 1956. С. 119–121.

№ 43

М. А. Тарасеев [808]:

Хороший человек был для нас Осип. Во всем помогал нам. Днем и ночью придешь к нему, никогда не откажет. У меня вон сын Егор хиленький рос, да и заболел еще легкими, а фельдшеров-то у нас не было. Хоть ложись и помирай. Осип поднял моего сына на ноги. Каждый день ходил домой к нам и спрашивал, как здоровье Егора – беспокоился. Вот этот дом, в котором мы живем, я строил с детьми, когда Осип Виссарионович жил в Курейке.

Затеял я строить дом, а ребятишки у меня еще маленькие, силенки не хватает поднять бревно. Осип выйдет на улку погулять и говорит: «Дядя Михаил, давай помогу вам». Соберет молодежь да с песней «Эй, дубинушка ухнем. Эх, зеленая сама пойдет» и поднимет нам два-три бревна. До песен он был большой охотник. […]

У меня вот память осталась от Осипа Виссарионовича, метка на левой руке. Рубил я угол избы, да концом топора хотел повернуть бревно, а топор-то сорвался да мне в руку. Кровь хлынула ручьем. Я зажал руку и бегу к Осипу. – «Беда, – говорю, – Осип Виссарионович, с рукой беда случилась». Он залил мне рану, перевязал руку, и готово. Скоро все зажило, а метка осталась. […]

Осип Виссарионович жил у сирот Перепрыгиных. Изба была маленькая, темная. Зимой окна забивали досками, русская печь дымила. Холодно. Ребята часто прибегали ко мне греться. А Осип один сидит в дыму, сидит в пальто и жмурится. Но всегда веселый. А то бывало придет ко мне в баню, а бани у нас топились по-черному, придет и шутит: «Не боишься, Михаил Андреевич, со мной мыться?» А я говорю, чего же мне бояться. «А как ж, – говорит, – я политический ссыльный. Смотри, – говорит, – попадет нам обоим от пристава». Такой он был весельчак.

Три года мы прожили с Осипом Виссарионовичем, как с родным. Я вот все хотел съездить в Москву, людей посмотреть, и себя показать. Осип меня узнает и скажет: «Приходите, Михаил Андреевич, в Кремль, гостевать будете у меня».

Воспоминания М.А. Тарасеева, записанные в мае 1940 г. директором музея Сталина в Курейке М. Юриным

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 667. Л. 53 об. – 54.

№ 44

М. А. Мерзляков:

В 1914 году я поехал в Туруханский край со своим семейством, мое семейство состояло из пяти человек. В мае 1914 года я приехал в село Монастырское на купеческом пароходе. В Монастыре я встретил своего земляка Орешникова, который мне предложил поступить на службу в число стражников. Я не хотел этой службы, но неизбежно, т. к. работы для меня не было [809].