Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

К 26 июня 1910 г. переписка по делу Джугашвили и Петровской была завершена, и уже другой жандармский офицер, исполняющий обязанности начальника Бакинского ГЖУ ротмистр Гелимбатовский постановил Петровскую из-под стражи освободить [218]и дело в отношении нее прекратить за отсутствием доказательств ее виновности (см. док. 49). Что касается Джугашвили, то Гелимбатовский по результатам переписки составил итоговое постановление, где изложил добытые сведения, среди которых поводом для привлечения к ответственности могло служить только проживание по чужому паспорту. Оставалась лишь возможность административной высылки. По мнению Гелимбатовского, к Джугашвили «ввиду упорного его участия, несмотря на все административного характера взыскания, в деятельности революционных партий, в коих он занимал всегда весьма видное положение, и ввиду двукратного его побега из мест административной высылки, благодаря чему он ни одного из принятых в отношении его административных взысканий не отбыл, я полагал бы принять высшую меру взыскания – высылку в самые отдаленные места Сибири на пять лет» (см. док. 49). Вслед за этим Гелимбатовский представил дело о Джугашвили на утверждение в канцелярию кавказского наместника, отослав 28 июня копию в Департамент полиции [219].

Сидевший в Баиловской тюрьме Иосиф Джугашвили 29 июня подал прошение, в котором просил о смягчении своей участи ввиду туберкулеза легких, из-за которого он с 10 мая находился в тюремной больнице, назначении освидетельствования врачебной комиссией, а также о разрешении вступить в официальный брак со Стефанией Петровской (см. док. 50). А. В. Островский обнаружил воспоминания Елизаветы Есаян о том, как был получен фиктивный диагноз, позволивший поместить Кобу в тюремную больницу: анализ Джугашвили подменили анализом другого заключенного, действительно тяжело больного туберкулезом, проводил анализ в городской больнице «пьяница и большой взяточник» доктор Нестеров (упомянутый в прошении И. Джугашвили), за взятку он и выдал справку с диагнозом туберкулеза [220]. Не ясно, какой новый план обмана имел в виду Джугашвили, когда просил назначить врачебную комиссию; быть может, он снова рассчитывал на подкупленных или сочувствующих ему докторов или просто хотел по возможности тянуть время. На следующий день, 30 июня, Джугашвили направил градоначальнику еще одно прошение, обнаруженное и опубликованное А. В. Островским. Узнав от Петровской, что начальник жандармского управления требует для него высылки в отдаленные районы Сибири, Джугашвили попытался сделать вид, что считает себя совершенно не виновным ни в чем, кроме самовольной отлучки из ссылки, и не понимает, чем может быть вызвано требование столь сурового наказания (см. док. 51). Прошение лишний раз показывает как готовность и умение Кобы манипулировать фактами, так и формальную юридическую беспомощность полицейских властей Российской империи, вынужденных действовать в вопиющем зазоре между существовавшим судебным законодательством, требовавшим соблюдения процессуальных норм, представления ясных доказательств вины обвиняемого и проч., и реалиями массового революционного движения, очевидно разрушительного для государственного строя, но редко делавшего жандармам подарки в виде пригодных для представления прокурорам и судьям улик. Опытные конспираторы не хранили при себе изобличающих документов и, конечно же, не делали признательных показаний (к тому же данные на допросе показания товарищи по подполью рассматривали как предательство и карали соответственно), вся информация об их преступной деятельности была получена агентурным путем и не могла служить законным основанием для обвинения. Раз судебное обвинение, таким образом, становилось невозможным, не оставалось иного способа, кроме как широко использовать внесудебные меры в виде административной ссылки. Ротмистр Гелимбатовский, понимавший роль Кобы в большевистской организации, требовал максимально возможного – ссылки в отдаленные сибирские места и на предельный для административной высылки срок. Однако и этого сделано не было.

Из канцелярии наместника дело Джугашвили поступило на рассмотрение Особого совещания при наместнике и было слушано на заседании 12 августа. То ли постановление Гелимбатовского выглядело недостаточно убедительно, то ли такова была общая политика, но члены совещания проявили к Джугашвили большую снисходительность. Ознакомившись с делом, они рассудили отправить его по месту прежней высылки для отбытия оставшегося срока, а «ввиду проявленной Джугашвили за время нелегального проживания в гор. Баку вредной деятельности» воспретить ему жительство в Кавказском крае сроком на пять летТам же. С. 331–332.. Таким образом, побег из ссылки оставался вообще безнаказанным и не повлек даже продления ее срока, практически безнаказанной оказалась и последующая подпольная деятельность в Баку. Кавказская администрация ограничилась тем, что просто решила избавиться от неудобного лица на подведомственной территории. 27 августа 1910 г. бакинский градоначальник был извещен о принятом решении отношением за подписью генерала от инфантерии Шатилова, замещавшего наместника графа И. И. Воронцова-Дашкова (см. док. 53).

В ответ на прошения Джугашвили бакинские власти повели себя так, будто никакой просьбы о врачебном осмотре вовсе не было. Видимо, обман и фиктивность болезни были слишком явными. Официальная реакция последовала только на прошение о вступлении в брак. Запросив 31 августа мнение начальника жандармского управления, градоначальник разрешил Иосифу Джугашвили жениться на Стефании Петровской (см. док. 52, 55). Первым обнародовавший документы о близости Джугашвили и Петровской А. В. Островский на основании дела канцелярии бакинского градоначальника пришел к выводу, что брак их не состоялся просто потому, что разрешение было получено уже после отправки Джугашвили по этапу в Сольвычегодск [221].

Десятого сентября бакинский градоначальник сообщил полицмейстеру о решении наместника по делу Джугашвили и предложил с первым же отходящим этапом отправить его в распоряжение вологодского губернатора (см. док. 54). Одновременно в канцелярию градоначальника пришел ответ ротмистра Подольского, что с его стороны нет возражений относительно брака Джугашвили с Петровской (см. док.55). Полицмейстер 20 сентября отрапортовал, что Джугашвили будет выслан с ближайшим этапом (см. док. 57), что и произошло 23 сентября (см. док. 59). В тот же день из канцелярии градоначальника предписали тюремному начальству известить Джугашвили о том, что ему разрешено вступить в брак. На этой бумаге вместо расписки арестанта о прочтении стоит помета начальника отделения тюрьмы, что тот выбыл по этапу в распоряжение вологодского губернатора (см. док. 58). Таким образом, вроде бы действительно получается, что не вовремя пришедшее разрешение, бесчувствие полицейского механизма и ссылка разлучили его с Петровской навсегда.