Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

10 и 11 октября агенты снова сообщили, что Коба на днях едет в Тифлис: по сведениям агента Михаила, для участия в городской партийной конференции, по данным Фикуса, «для переговоров о технике». 18 октября Михаил известил жандармов, что Коба выехал вечерним скорым поездом на конференцию, где будет обсуждаться вопрос о совместном издании «Кавказского пролетария». Предполагалось, что он вернется в Баку на этой же неделе. Агент прибавлял, что, поскольку не ясно, кто возьмет на себя типографию в случае ареста Кобы, лучше пока к этой мере не прибегать («это крайне нежелательно, так как во всех отношениях повредит делу» – весьма двусмысленное заявление). Агент, очевидно, понимал, что Коба находится под плотным наружным наблюдением. Филеры должны были проводить его до поезда, а в Тифлисе показать местным филерам. Впрочем, Коба-Молочный филеров обманул, на вокзале в Баку они его упустили (см. док. 26). Тифлисская агентура засекла его 22 октября: он в Тифлисе и собирается «прочесть на собрании передовых работников большевиков реферат на тему „История Российской социал-демократической рабочей партии"» (см. док. 27).

На состоявшейся конференции, по сведениям, поступавшим в следующие недели к тифлисским жандармам от агентуры, присутствовал Коба-Джугашвили (в Тифлисе его отождествляли без колебаний), «благодаря стараниям которого конференция решила принять меры к тому, чтобы партийные члены находились на службе в разных правительственных учреждениях и собирали бы нужные для партии сведения», причем один такой служащий, убежденный социал-демократ, в местной полиции будто бы уже имеется (см. док. 31). Коба также выступил с предложением об издании общего с бакинцами периодического листка, причем, если информация агента была точна, аргументировал тем, что свой листок сможет заменить издающийся за границей «Пролетарий», доставка которого сложна «и кроме того, зачастую партийные вопросы освещаются не вовремя» (см. док. 32). Это звучит как продолжение дискуссии с редакцией «Пролетария» и мнения Джугашвили о том, что партийную газету следует издавать в пределах Российской империи.

Пребывание в Тифлисе затянулось. 5 ноября 1909 г. Иосиф Джугашвили написал оттуда уже цитированное письмо к Михаилу Цхакая, в котором возмущался неладами в партийной верхушке и рассказал о состоянии дел на Кавказе, о том, что многие товарищи «набрались ума» и отошли от партии и Шаумян тоже «бросил работу», что положение в организации «неважнецкое», на состоявшейся на днях в Тифлисе конференции было представлено всего 200 членов партии (видимо, имелась в виду численность партийной организации, а не количество депутатов конференции), что грузинские «меки» (меньшевики) держатся отдельно и думают, что у них около 400 человек, а в Баку у большевиков 300 членов партии, меньшевиков может быть сотня; в Баку фракции объединяются, «может быть и в Тифлисе объединятся – я очень постарался объединить их – и возможно мои попытки дадут плоды». В этой фразе содержится намек на возросшее влияние Кобы в Тифлисе, раз он смог выступить в роли переговорщика за слияние столь долго и жестоко враждовавших фракций. Наконец, Джугашвили осмотрительно (ведь письмо могло быть перлюстрировано) сообщил о судьбе Камо: «Камо здесь находится. Идет следствие. Возможно совершенно спасется» (см. док. 29). Новость была свежая: арестованный в Германии и разыгрывавший умопомешательство Камо осенью 1909 г. был выдан русскому правительству, 19 октября привезен в Тифлис, и как раз в дни, когда Джугашвили писал Цхакая, Камо допрашивал судебный следователь [193]. Видимо, у большевиков возникла надежда, что он сумеет развалить процесс, что против него не соберут достаточно улик, или же они рассчитывали устроить побег Камо, который в действительности произошел почти два года спустя, в августе 1911 г.

Первое донесение о возвращении Кобы в Баку датировано 12 ноября (см. док. 33). Он привез с собой детали для типографского станка, шрифт и сообщение, что в Тифлисе собираются выпускать свою газету. На этот раз он поселился в крепости, в Старом городе, часто ночевал, а может быть, и жил у Стефании Петровской, которую полицейские именовали его сожительницей (см. док. 42).

Дней десять спустя они с Сельдяковым поделили между собой городские районы для работы. Денег в партийную кассу почти не поступало, дело с типографией двигалось медленно. Некий Варлаам Инукидзе предложил свои услуги для устройства типографии, и они по некотором размышлении были приняты (см. док. 34, 37). Не совсем ясно, кем он был, но имеет смысл вспомнить, что опытными работниками как раз по части подпольных типографий уже были два однофамильца Енукидзе – Епифан и Авель. Кажется, теперь появился третий. В декабре агент Михаил сообщил, что Коба «написал несколько статей порядочного объема», видимо, полагая, что скоро можно будет приступить к печатанию (см. док. 34). Эти статьи остаются неизвестными [194], можно указать только на изданную отдельным листком за подписью Бакинского комитета прокламацию к пятилетию бакинской стачки 1904 г., атрибутированную Джугашвили, но в собрание сочинений Сталина не вошедшую [195].

В декабре 1909 г. И. Джугашвили написал первую часть «Писем с Кавказа», посвященную Баку и полностью опубликованную в «Социал-демократе» 13/26 февраля 1910 г. за подписью «К. С.», один из разделов вышел еще 20 декабря с подписью «К. Стефин». Статья была посвящена ситуации в закавказских организациях, о чем не было нужды писать для местной газеты, поэтому вряд ли это была одна из упомянутых агентом статей «порядочного объема». Вторая часть «Писем с Кавказа», посвященная Тифлису, печаталась в приложении к «Социал-демократу» в мае и июне 1910 г. с подписью «К. Ст.». В «Письмах с Кавказа» Джугашвили обрисовал положение в бакинской и тифлисской партийных организациях, показал разницу между ними. Тифлис, где пролетариата меньше, чем полицейских, по-прежнему занят бесконечными диспутами большевиков с меньшевиками (Коба вступил в полемику с Н. Жорданией, который незадолго до того под новым псевдонимом т. Ан высказался о необходимости пересмотреть партийную тактику и объединить усилия пролетариата и буржуазии на пути к революции). В пролетарском Баку с его рабочими союзами сохранилась большевистская организация, готовая объединиться с остатком меньшевиков. Но и там положение не блестящее; оживить дело могли бы «общерусский орган, регулярно устраиваемые общепартийные конференции и систематические объезды членов ЦК» [196]. Эту идею партийной реформы Коба твердил неотступно, она же легла в основу написанных им резолюций, принятых Бакинским комитетом 22 января 1910 г. к предполагавшейся общепартийной конференции и отпечатанных в виде листка. Суть предложений Бакинского комитета состояла в «перемещении (руководящего) практического центра в Россию», организации общерусской газеты, «издающейся в России и редактируемой упомянутым практическим центром», а также издании своих газет в важнейших центрах рабочего движения, таких как «Урал, Донецкий бассейн, Петербург, Москва, Баку и т. д.» (именно в таком порядке) [197]. В сущности, это было требование внутрипартийного переворота, отстранения от руководства эмигрантской верхушки и радикальной смены тактики с обязательным использованием легальных средств, так как центральный орган, по мысли Джугашвили, непременно должен был быть легальным и поддерживать постоянный контакт с читательской аудиторией. Примерно в то же время в цитированном выше письме в Женеву на имя М. Торчелидзе, подписанном тем же псевдонимом «К. Стефин», что и «Письма с Кавказа», Джугашвили говорил о промахах Ильича как руководителя, но счел нужным похвалить его книгу о материализме.