Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

Но, сосредоточившись на этой стороне проблемы, авторы оставили без внимания другой ее аспект. Поскольку доказательств сотрудничества И. Джугашвили с жандармами до сих пор так и не найдено, зато достаточно аргументов противоположного свойства, следовало бы к обсуждению атмосферы в бакинской организации в конце 1909 – начале 1910 г. и позднее. Анализируя высказанные Шаумяном обвинения, З. И. Перегудова отметила, что «не располагая достоверными сведениями о деятельности секретной агентуры в Баку, не зная о работе настоящих секретных сотрудников, он мог подозревать чуть ли не всех и каждого» [284]. Коль скоро Шаумян не только высказывал подозрения, но и ссылался на обстоятельства своего ареста, которые не могли иметь места в реальности, его позиция кажется совсем небезупречной.

Остается заключить, что атмосфера среди бакинских большевиков была далека от товарищеской идиллии и, по-видимому, это нормальное, естественное состояние подпольной среды. Как правило, революционеры старались скрывать эту сторону дела, рисуя себя (особенно в воспоминаниях) как круг сплоченных, верных товарищей-единомышленников. Быть может, дрязги в комитете были не последней причиной того, что «в конце текущего года в местной организации предположено произвести переизбрание членов Бакинского Комитета, против которых возникло неудовольствие за их бездеятельность, предполагается интеллигентов заменить рабочими», – сообщил жандармам Фикус в начале ноября 1910 г. [285]

Вместе с тем получается, что в словах Г. Уратадзе, отметившего, что Коба не смог ужиться ни в батумской, ни в тифлисской, ни в бакинской организации, было зерно истины. Если конфликт, осложнение отношений в бакинской группе большевиков имели место, то это служит дополнительным объяснением, отчего Джугашвили отказался бежать из Бакинской тюрьмы и оставался в вологодской ссылке до тех пор, пока не получил определенного предложения от ЦК РСДРП, связанного с работой общерусского уровня, вне Закавказья.

Документы

№ 1

И. Боков:

Преданность наша тов. Сталину выразилась в том, что когда мы узнали о том, что он арестован, мы задались целью освободить его. Мысль о его освобождении возникла у боевой дружины Биби-Эйбатского района. […]

Эта боевая дружина взяла на себя организацию освобождения т. Кобы из тюрьмы. Подготовка к освобождению его из тюрьмы велась с его согласия, которое было дано им через Самчко Ашвили, который вместе с ним сидел в тюрьме. Таким образом, на одном из свиданий, а в тюрьме во время свидания выпускали всех, кого вызывали на свидание, за деревянный барьер, посетители же разговаривали через барьер. Мы условились так: я буду разговаривать с Самчко, рядом с ним будет стоять Коба, а Семен Шенгелия будет отводить жандарма. И когда жандарм оглянется в сторону, я в это время встану на место Кобы, а Коба на мое место. Был подкуплен привратник тюрьмы, был подготовлен фаэтон, который стоял не у тюрьмы, а за целый квартал дальше. У фаэтона ждал Хмаладзе и Яша Кочетков. Тов. Коба сначала дал согласие, но после того, как началась вестись подготовка к бегству его из тюрьмы, я пошел к нему в тюрьму предупредить о том, что все готово для побега. Он заявил мне, что не хочет бежать, так как мне придется за него долго страдать и сказал: оставим это дело. Так нам и не удалось выручить его из тюрьмы. На свидании тов. Коба предупредил нас о том, чтобы его не посещать и ничего не передавать, что мы и сделали. Привратник и жандарм были нами подкуплены, не только Баиловской тюрьмы, но и арестного дома, ведь после ареста всего Бакинского комитета пришлось Лядова подменить, вместо него сел в тюрьму Андреев, что удалось сделать благодаря подкупа. О том, что арестован тов. Коба, передал мне Андрей Вышинский, он же и внес предложение об освобождении его из тюрьмы. Арест т. Коба произвел на нас большое впечатление […] имея оставленную им организационную подготовку, связь с ячейками, но не имея общения с ним в части передачи литературы, читки литературы, проработки ее, все это сказалось на организационной работе кружка. Первое время мы не знали, с чего начать, но потом ориентировались довольно быстро. Решили произвести произвольное обложение нефтепромышленников. Эти средства шли на приобретение литературы, оружия и на оплату проф. революционеров. В то время у нас проф. революционером был С. Жгенти, Николай Вепринцев, по прозвищу «Петербуржец» (впоследствии стал троцкистом и осужден на 10 лет). Во время пребывания тов. Сталина в Баку он входил в состав Бакинского комитета большевиков как представитель Закавказского краевого комитета.

Воспоминания Бокова И. В. Записано в марте 1937 г.

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 39–42.

№ 2

Р. Арсенидзе:

Но вот что было позднее, в 1908-9 гг., как передавали мне знакомые большевики. У них сложилось убеждение, что Сталин выдает жандармерии посредством анонимных писем конспиративные адреса неугодных ему товарищей, от которых он хотел отделаться. Товарищи по фракции решили его допросить и судить (большевики и меньшевики были разделены). Не знаю, из каких источников, но они уверяли меня, что жандармерия, по их сведениям, получала адреса некоторых товарищей большевиков, написанные рукой, но печатными буквами, и по этим адресам были произведены обыски, причем арестованными оказывались всегда те, которые вели в организации борьбу с Сосо по тому или иному вопросу. На одно заседание суда (их состоялось несколько) вместо Кобы явилась охранка и арестовала всех судей. Коба тоже был арестован на улице, по дороге в суд. И судьи, и обвиняемый очутились в Баиловской тюрьме. Здесь началась снова переписка и организация суда, но дело до конца довести не удалось. Коба заблаговременно был сослан в Вологодскую губернию, а судьи – в другие места. Проверить сообщение знакомого большевика я не имел возможности.

Арсенидзе Р. Из воспоминаний о Сталине. С. 224.

№ 3

Агентурные сведения:

24. «Чхеидзе» [286], 25 марта

В городе Баку руководителем местной организации «Коба», он исключен из партии за участие в экспроприациях, о чем сообщено в центральный комитет.

[Приняты меры: ] «Коба» упоминается в донесении начальника Бакинского охранного отделения Департаменту Полиции от 23 марта 1910 года за № 1282.

Секретной запиской от 2 апреля за № 4454 сообщено начальнику Бакинского охранного отделения для сведения и соображений при розыске.

Получен ответ, что «Коба» – член Бакинского комитета Российской социал-демократической рабочей партии, наблюдавшийся под кличкой «Молочный», в действительности Иосиф Виссарионов Джугашвили, арестован в городе Баку 23 марта 1910 года и того же числа за № 1272 с протоколом обыска и сведениями на него передан на распоряжение начальника Бакинского губернского жандармского управления.