Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть II: лето 1907 – март 1917 года

В рассказах сольвычегодцев Иосиф Джугашвили предстает человеком довольно замкнутым, немногословным, в то же время приветливым. Он не прочь был расспросить о жизни соседку, приходившую мыть полы или приносившую молоко, играл с хозяйскими ребятишками, забавлялся, поддразнивая их. Из ссыльных сошелся с большевиком Иваном Голубевым, когда-то работавшем в Баку и слыхавшем там о Кобе, хотя прежде с ним не знакомым. Голубев в Сольвычегодске подружился с Г. А. Коростелевым, большевиком из Оренбуржья, они оба стали на время ближайшими приятелями Джугашвили. Они рассказывали ему о положении в партийных организациях в России, сетовали на непрекращавшиеся провалы (см. док. 2). Очевидно, Коба, знавший обстановку в Закавказье, слабо представлял, как обстояли дела в русских губерниях, и судил о них с излишним оптимизмом. Уже тогда, в Сольвычегодске, он мог бы познакомиться с жившим там же ссыльным Вячеславом Молотовым (Скрябиным), но тогда этого не случилось, они разминулись: Скрябин как раз перед приездом Джугашвили получил разрешение отправиться в Вологду для сдачи экзаменов, а когда туда же перебрался Коба, то Молотова там уже не застал. Встреча не состоялась, но от общих знакомых они были наслышаны друг о друге (см. док. 11, 12, 41).

Никакая революционная работа в Сольвычегодске, по словам Голубева, не была возможна (см. док. 9). Скучавшие революционные бунтари развлекали себя мелкими стычками с надзиравшими за ними полицейскими, которые со своей стороны не упускали возможности объявить опасным нелегальным сборищем компанию ссыльных, возбужденно обсуждавших прямо на улице газетные новости, и отправить участников дня на три под арест (см. док. 39, 40).

Оставалось только готовиться к будущему и заниматься пока самообразованием. Голубев вспоминал, что группа ссыльных создала кружок, сначала читали историю немецкой социал-демократии Франца Меринга, потом изучали историю русского революционного движения, Коба рассказывал об истории русской социал-демократии (см. док. 9). По донесению полицейского агента, на собраниях читали рефераты, обсуждали текущее политическое положение, дебаты в Государственной думе и даже судили о том, «как использовать в партийных интересах то обстоятельство, если возникла бы между Россией и Китаем война» (см. док. 36). Голубев же обрисовал круг доступных книг и журналов. В Сольвычегодске существовала земская библиотека, ссыльные и сами получали книги, приличное количество журналов и газет, причем многие редакции высылали свои издания бесплатно. Добывали и нелегальный «Социал-демократ». «У нас имелись сочинения таких авторов, как Л.Толстой, А.Франс, Ибсен, Куприн, Брюсов, Арцыбашев, Соллогуб, Мережковский, Пшибышевский, наконец „Красная звезда“ и „Инженер Мэнни“ Богданова [294]и даже „Конь бледный“ Ропшина (Савинкова)» (см. док.10). «Тов. Сталин читал много художественной литературы. К Мережковскому, Пшибышевскому, конечно, относился архи-критически, но и других не щадил. […] Т. Сталин с увлечением читал и по истории, помню – Виппера, Ключевского» (см. док.10). Ссыльный меньшевик А. Шур подтверждал, что Джугашвили «очень много читал, изучал „Основы политической экономии“ Туган-Барановского [295], особенно интересуясь теорией ценности австрийской школы, которую резко критиковал, читал „Историю германской социал-демократии“ Франца Меринга [296]. На столе у Иосифа Виссарионовича среди других книг почти всегда можно было найти Салтыкова-Щедрина, Чехова, которых он очень любил и часто цитировал». На страницах журналов, ходивших по рукам, Коба, по словам Шура, делал саркастические заметки, которые затем неизбежно попадали на глаза всем прочим читателям (см. док. 26). После отъезда Джугашвили в Вологду Голубев и Коростелев в письме от 9 сентября излагали ему дальнейший ход своих занятий. «Я прочел аграрный вопрос Каутс[кого] [297]и 3 части истории Средн[их] веков Виноградова [298], сейчас читаю 4-ю час. Подобрал группу по русск[ому] язык[у] в 5 челов[ек] и по арифмет[ике] 4 чел.», – отчитывался Коростелев, а Голубев сообщал, что «читали совместно Меринга, я по часу в день уделяю капиталу и плюс журналы, но в них по-старому ничего нет» и что все занимаются арифметикой и русским языком (см. док. 81). Примечательно, что эти ссыльные большевики не только восполняли пробелы в элементарном общем образовании, занимаясь русским языком и арифметикой, но и труды виднейших марксистов читали с заметным запозданием, ведь упомянутая работа Каутского была издана по-русски десятью годами раньше, а книга Меринга – в 1906 г. Приведенные письма оставляют впечатление, что для товарищей по ссылке Иосиф Джугашвили играл роль интеллектуального лидера, которому давали отчет о прочитанном.

Позднее, уже в Вологде, Джугашвили в разговоре с П.Онуфриевой отсоветовал ей читать Арцыбашева: «Иосиф Виссарионович мне заметил, что не стоит время тратить на чтение этого писателя. Он указал, что я имею неправильное представление об Арцыбашеве, о его романе „Санин“. „Этот писатель низменных чувств. Пошлый писатель, о пошлостях и пишет“» (см. док. 75). Ей же «Иосиф» пытался разъяснить достоинства картины «Джоконда» (см. док. 76), а на прощание подарил книгу П. С. Когана «Очерки западноевропейской литературы» [299](см. док. 82). Вологодские филеры фиксировали в дневнике наблюдений, что «Кавказец» посещал городскую библиотеку, видели его с книгами в руках (см. док. 52, 69, 72, 116, 120, 122, 124). О книгах вспоминала и С. П. Крюкова, работница квартирохозяйки, девочка, отданная ей в обучение ремеслу портнихи. Крюкова уверяла, что книги, взятые в библиотеке, были на грузинском языке (см. док. 64). Не очень понятно, как грузинские книги могли оказаться в вологодской библиотеке, к тому же все прочие свидетельства сходятся на том, что Джугашвили читал преимущественно по-русски. Вероятно, этой детали рассказа Крюковой не следует доверять. Она вспоминала, что книги показались ей непонятными, и на вопрос, о чем они, Джугашвили прочел немного вслух по-грузински. Не ясно, умела ли тогда читать Крюкова, а если умела, то насколько хорошо. Быть может, Коба подшутил над ней, сказав, что книги грузинские. Впрочем, до него в Вологде побывало много ссыльных кавказцев, не исключено, что кто-то мог и книги с собой привезти. После побега Джугашвили из Вологды в конце февраля 1912 г. среди брошенных им на квартире вещей осталось довольно много книг, скорее всего библиотечных. В описи значатся книжка по арифметике и сборник арифметических задач, книга по бухгалтерии, «Астрономия» (вероятно, учебники), «Небо и звезды», «Материализм» Юшкевича [300], «Политическая книжка марксизма», сборник исторических работ, «Позитивизм» Огюста Конта [301], «Наука гипотеза» и «Научно новое учение о нравственности» [302], «Этика и материалистическое понимание истории» К. Каутского [303], неназванные сочинения Оскара Уайльда и Вольтера и сборник русской поэзии, номера журналов «Запросы жизни», «Наша заря», «Общая польза» (см. док. 136). Прежде всего это круг чтения человека, серьезно занятого самообразованием. Позднее, уже, вероятно, в послереволюционные годы, Камо, пытавшийся с большим трудом учиться в академии, говорил жене (очаровавшей его как раз способностью объяснить недававшийся урок), что Сталин «постоянно работал над собой». «Камо рассказывал, что у него [Сталина] на столе вместе с бумагами, с документами всегда лежали учебники: по русскому языку, по математике, химии. Каждую свободную минуту тратил на учебу» [304].