Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

№ 34

Боков И.:

Когда нефтепромышленники вместе с жандармами стали налетать на рабочую организацию. […] Сталин первый внес предложение, я помню у нас на Баилове, об организации боевой дружины. И благодаря ему эта организация образовалась. Этого мало, для того чтобы несколько морально воздействовать на всю эту буржуазию, которая препятствовала развитию революционного движения у нас в Баку, нужно было до некоторой степени пресечь ее. Он настаивал выпустить летучку об организации красной гвардии – боевой дружины. И благодаря этой летучке, отношение к рабочим до некоторой степени изменилось. Мы заметили, что буржуазия стала заигрывать с некоторыми рабочими, мы заметили, что жандармы стали смягчать те мероприятия, которые принимали до сих пор. […] Я вам приведу еще один эпизод, когда была организована боевая дружина, то шел вопрос об организации охраны своего оружия, Сталин внес предложение. У нас есть флотский арсенал, у нас есть связь с моряками, и на этой почве он взял на себя эту инициативу, вернее, он нас связал с моряками. Мы организовались, и группой товарищей мы сделали налет на арсенал. Было взято несколько винтовок […] Когда узнали, что это было сделано большевиками, Сталин старался этот случай огласить. Это опять-таки имело до некоторой степени моральное воздействие на разбушевавшуюся буржуазию. […] Я помню, когда были арестованы 4 человека по поводу убийства охранников на Святом Острове, то жандарм, который меня допрашивал, сказал: что из себя представляет Сталин, какую собственно роль играл в нападении на арсенал. Значит, жандармы знали, что Бакинский комитет фракции большевиков, именно он принимал участие в ограблении арсенала, и они знали, что здесь именно участвовал товарищ Сталин.

Из протокола общего торжественного собрания Азербайджанского общества старых большевиков в честь 50-летия Сталина, 20 декабря 1929 г. Копия, машинопись

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 583. Л. 24-25.

№ 35

Боков И.:

Я должен сказать, что на всяких конференциях, где он выступал не так, как массовик, он держал себя несколько замкнуто, но зато, когда он выступал по тем или другим вопросам, он давал начало и конец. Благодаря такой тактике на всех собраниях, дискуссиях, заседаниях наша большевистская организация всегда брала верх. Выступая на дискуссии, мы не могли ответить на те или иные вопросы, и он непременно записывал их в стороне и после давал нам ответ.

Из протокола общего торжественного собрания Азербайджанского общества старых большевиков в честь 50-летия Сталина, 20 декабря 1929 г. Копия, машинопись

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 583. Л. 25-26.

№ 36

Боков И.:

Бывали случаи, когда эсеры выступали против большевиков и теоретически старались доказать правоту своей точки зрения. Но следовало нам сказать им, что через час придет Сталин, как все собрание расходилось. Они понимали, что они не в состоянии выступать против него. […] Я помню неоднократные заседания Бакинского Комитета, где ставился вопрос об организации, вернее, об усилении нашей организации по борьбе с Шендриковщиной. Тогда он категорически заявил, бояться этой шантрапы не нужно, мы ее победим везде и всюду. Он расшифровывал свое определение шантрапа, он доказывал, что шендриковская организация покоит свою тактику не на революционном воспитании масс, а вернее на ее экономическом благополучии, а это не прочная основа для их организации. […] Я помню случай, когда на Биби-Эйбате во французском обществе у нас было заседание, и случайно попало человек 20 сюда беспартийных, он не стеснялся их и все же проводил свою линию. Он говорил, что они нам не страшны, ибо это рабочие, поскольку он рабочий, он не сегодня-завтра будет в наших рядах. Мы наблюдали за этими рабочими и видели, как они выступали в защиту его положения. Я делал выводы, что он настолько умеет подойти к рабочей массе, настолько умеет убедить, что невольно идешь за той организацией.

Из протокола общего торжественного собрания Азербайджанского общества старых большевиков в честь 50-летия Сталина, 20 декабря 1929 г. Копия, машинопись

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 583. Л. 26-28.

С самого начала 1905 г. события в Грузии шли по нарастающей: всеобщая политическая забастовка в январе, демонстрации в Тифлисе, длящееся не первый год восстание в Гурии, к которому один за другим присоединялись соседние районы, прежде всего Имеретия и Мингрелия, где действовал Имеретино-Мингрельский комитет РСДРП. Кутаисская губерния практически на весь 1905 г. совершенно вышла из повиновения властям, их распоряжения игнорировали, подати не платили, население проявляло стойкую солидарность. Как рассказывал управлявший губернией с мая по декабрь этого года либеральный агроном В. Старосельский, все началось с отказа крестьян платить подати помещикам. «Помещики, пожелавшие пойти на компромисс, встретили протест со стороны администрации. Крестьяне оценили его по достоинству и установили тесную связь с Батумской социал-демократической организацией. На организованных последней сходках в лесах, в укромных ущельях, принимали участие нередко по 500-700 человек. Возбуждение росло. Кое-где загорелись усадьбы и начался террор» [624]. В результате деятельности Имеретино-Мингрельского комитета РСДРП в стихийное движение были привнесены элементы организации, «губерния была поделена на районы, состоявшие в ведении районных агентов комитета», а сельское население подразделялось на десятки и сотни. Собрания и митинги собирались колокольным звоном. Старосельский был сочувствовавшим повстанцам интеллигентом, по словам Г. Уратадзе, пользовался популярностью и в должности губернатора был «другом народа» [625]. Воспоминания его были опубликованы сразу после событий, в 1906-1907 гг., на страницах журнала «Былое», что, конечно, накладывало на рассказчика ограничения – он не мог выдать властям участников революционного движения. Старосельский утверждал, что «главное влияние сохраняли социал-демократы», кроме них, в народном движении участвовали социалисты-революционеры и социалисты-федералисты, но «обе эти партии в селах имели мало последователей, они несколько усилились только в 1905 году» [626].

К 1905 г. дело зашло далеко, а власти оказались бессильны. По словам В. Старосельского, «попытки власти бороться с этой солидарностью разлетались прахом. Суд не мог действовать, так как никто не брался вручать сторонам повесток. Свидетели не являлись, а в случае насильственного привода отвечали незнанием. Полиция не могла взыскать подати и сборы, так как объявленное на торгах имущество никто не покупал. Его перевозили в город, но и там попытки оказывались тщетными. Оставалось одно – личное задержание, но при всем усердии администрации и при наличности исключительных законов, оно стало немыслимым в применении к сотням тысяч ослушников. Испытанные ранее экзекуции тоже не действовали, а к истязаниям и другим утонченным приемам воздействия, выработанным карательными отрядами позднее, тогда еще не прибегали. Администрация знала, что временно замещавший наместника генерал Малама и наместник граф Воронцов-Дашков люди либерального направления. Она не предполагала, что стесняться этим соображением не должно. Не малое значение имел и другой импульс – страх перед поголовным восстанием вооруженного народа» [627].