Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

В середине марта начальник Тифлисского охранного отделения докладывал в Петербург, что в распоряжении Союзного комитета имеются человек 15-20 приверженцев «большинства» и что «по отзывам участников организации, занимающих нейтральное положение, в интеллектуальном отношении они стоят значительно выше членов комитета „меньшинства“, фактически объединившего весь тифлисский пролетариат», сверх того, несколько представителей Союзного комитета командированы в Баку (см. док. 22).

Сохранился автограф письма И. Джугашвили в большевистский заграничный центр, датированного 8 мая 1905 г. и подписанного псевдонимом Вано (см. док. 26). Начинается оно с извинения, что автор «запоздал» с письмом из-за занятости партийной работой. Следовательно, предполагалось, что корреспонденции от Вано должны были быть регулярными. Действительно, 15 января он писал из Баку в редакцию «Вперед», сообщал о настроении «бакинских товарищей», склонных уже «трезво взглянуть на дело и дать пощечину врагу («ЦК»), который как таковой порвал с нами», обещал вскоре прислать корреспонденцию из Баку, затем из Тифлиса. [639]В № 6 газеты «Вперед» (вышел в Женеве 1/14 февраля [640]1905 г.) в рубрике «Почтовый ящик» было помещено следующее сообщение, адресованное Вано: «Адрес напутан, повторите еще раз и пришлите явку» [641]. О чем именно идет речь в этом конспиративном послании, не известно, но адресат должен был догадаться. Год спустя при обыске в Авлабарской типографии жандармы нашли проявленное химическое письмо Н. К. Крупской, написанное между строк незначащего немецкого письма. Оно датировано 4 марта 1905 г. (вероятно, нового стиля) и адресовано Кавказскому союзу, речь шла о подсчете сил и перспективе созыва III съезда. Крупская сообщала, что в заграничном центре нет резолюций Бакинского и Имеретино-Мингрельского комитетов, спрашивала о позиции Батумского комитета, «что представляет из себя Тифл[исский] к[омите]т. М[еньшинст]во или примиренцев, очарованных Г[лебов]ым? Удалось ли составить достаточно работоспособный новый к[омите]т? Целы ли Вано и …?» [642]Помимо запроса о судьбе Вано и еще одного партийца, имя которого осталось нерасшифрованным, заданы вопросы, ответом на которые и могло быть письмо Вано от 8 мая, как раз описывавшее положение дел в местных комитетах.

В направленном III съезду и датированном 19 марта/і апреля 1905 г. письме Союзного кавказского комитета имеется приписка: «Вано извиняется, что не может писать. Он все время в разъездах и очень занят» [643]. Это, наверное, был ответ на вопрос о нем в письме Крупской. Возможно, что во всех этих случаях речь идет об И.Джугашвили, хотя в 1925 г. при публикации переписки Ленина и Крупской с кавказской организацией РСДРП в журнале «Пролетарская революция» публикатор – старый большевик М. Леман, в начале 1905 г. побывавший в Закавказье, указал, что автором писем от Вано, относящихся к началу 1905 г., являлся Вано Стуруа. [644]Однако имеется автограф письма Вано от 8 мая, и он написан рукой И. Джугашвили. Противоречие может иметь разные объяснения. Могло статься, что оба – Коба и Стуруа – подписывались одинаково (такое случалось); Леман мог ошибаться, просто счел псевдоним Вано именем и отнес его к известному ему Вано Стуруа (в историко-партийных публикациях 1920-х гг. встречается много очевидных ошибок, вплоть до перепутанного авторства писем Сталина и Свердлова). Или же указание на Стуруа было очередным шагом в интриге против Сталина в развернувшейся борьбе за власть в партии.

Письмо Вано в ленинский центр от 8 мая представляет собой чрезвычайно информативное описание положения дел. В это время уже шел III съезд партии, и выступления кавказских делегатов вполне согласуются с содержанием письма, которое, однако, добавляет ряд выразительных оценок и деталей. Из него следует, что автор разрывался между агитационными разъездами по всему Кавказу и литературной работой, то есть написанием листовок и прокламаций, печатавшихся подпольной типографией в Авлабаре. О том, что он по-прежнему был связан с типографиями, вспоминают и мемуаристы (см. док. 16).

Псевдоним Вано не встречается ни в воспоминаниях о Джугашвили-подпольщике, ни среди подписей под его печатными работами. Это неудивительно: в целях конспирации для разных случаев нелегалы пользовались различными кличками, чтобы запутать следы и не дать жандармам догадаться, что автором прокламаций являлся тот же человек, которого удалось выследить по партийным связям, и что он же связан с заграничным центром или был делегатом съезда. Псевдоним Вано, очевидно, использовался только в сношениях с ленинским центром, и лишь немногие ближайшие соратники знали, что он принадлежит Кобе, как не все знали, что Коба – это Сосо Джугашвили. Став делегатом IV и V съездов РСДРП, Джугашвили назывался там Иванович, что отсылает к Вано. Написанные им в течение 1905 г. статьи и листовки печатались или без подписи, или за подписью одного из комитетов – Союзного или Тифлисского [645]. И между прочим, несмотря на жестокие споры с меньшевиками, заявлявшими, что Тифлисский комитет был очищен от большевиков, его прокламации печатались в Авлабарской типографии и подписывались «Тифлисский комитет» (так было и в начале января, до заявления о выходе Тифлисского комитета из Кавказского союза, и позднее, с середины февраля до конца года).

Говоря о Джугашвили как авторе, следует отметить два момента, актуальных для 1905 г. Первый – отсутствие у него в это время не только более или менее устойчивого, но вообще какого-либо авторского псевдонима. Значит, он еще не считался автором с личной, собственной репутацией, да и не претендовал на таковую, но оставался лишь одним из большевистских публицистов, выступавшим только от лица партийных комитетов. Впоследствии это создало проблемы определения авторства выпущенных тогда листовок и статей: уже в 1920-е гг. сами участники событий не могли вспомнить, кому принадлежал тот или иной текст. Второй момент относится к важному обстоятельству, отмеченному автором сталинской биографии Робертом Сервисом [646]. Исследователь заметил, как с изменением положения Кобы в партии он сменил язык, перестал писать статьи и листовки по-грузински и полностью перешел на русский язык. Один из признаков этой смены языка – написанный его рукой по-русски черновой проект резолюции об отношении к партии «Гнчак» (см. док. 14). Это была заготовка проекта решения одной из конференций закавказских большевиков в Батуме весной или летом 1905 г., когда дискутировалась проблема взаимоотношений (то есть возможности тактического союза) с другими революционными партиями. Переход на русский язык был связан, очевидно, со сменой аудитории большевистской агитации, которая перестала быть чисто грузинской. Нелегальная газета «Борьба пролетариата» сначала печаталась на грузинском и армянском языках, но с 1 июля 1905 г. стала издаваться также и на русском [647].