Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Второе послание съезду, «частное письмо» от «тифлисского большинства» (то есть большевиков, хотя они и оказались в меньшинстве) за подписью Союзного комитета от 19 марта/1 апреля содержало каскад жалоб на поведение оппонентов: меньшевики представляют рабочим позицию большевиков «в самом извращенном виде», утверждают, будто большевики считают рабочих «бессознательной массой», и хотят, чтобы «рабочие плясали под их дудку»; что якобы, по мнению Ленина, «рабочий сам, без интеллигенции, никогда не дойдет до с.-д. сознания»; что вслед большевистским эмиссарам меньшевики шлют записки к местным активистам, уверяя тех, что «они узурпаторы, и тифлисские рабочие выгнали их, они и приехали к вам». Заканчивалось послание приведенным выше примечанием «Вано извиняется, что не может писать» [657]. Эта ремарка, как и стиль письма, позволяют считать, что составителем его определенно был не Джугашвили. Поскольку перьев в Союзном комитете было не так много, а автором письма мог быть только один из видных партийцев, причем не делегат съезда, можно осторожно предположить, что им был Степан Шаумян или Александр Цулукидзе.

Высказанные в письме жалобы на способы ведения полемики, практикуемые меньшевиками Тифлисского комитета, вполне согласуются с той ответной полемикой, которую вели в ту пору грузинские большевики, в том числе Коба. В ней как раз много места уделялось дезавуированию такого рода обвинений в пренебрежении рабочими и желании ими помыкать (см. док. 24). В этом обмене репликами большевики выглядят скорее оправдывающимися и опровергающими обвинения, а меньшевики – атакующими. Меньшевик Р.Арсенидзе в своей мемуарной статье утверждал, что Коба полемизировал «без ораторского красноречия», но с сарказмом, иронией, «грубо, резко, и в этой грубости чувствовалась энергия, в этих словах ощущалась сила, настойчивость» и что «врал он и обвинял во лжи противников без зазрения совести. Ни одной мысли или содержания из резолюции или постановления по спорным вопросам (о членстве в партии, о вооруженном восстании, о временном правительстве, о роли рабочего класса в выработке социалистической идеологии и т.д.) нельзя было провести, чтобы Коба немедленно же не опротестовал, не обвинил в передергивании или прямо во лжи или в желании обмануть честных слушателей» (см. док. 9). Если верить Арсенидзе, то настойчивость Кобы вынуждала оппонентов ради опровержения его слов «запасаться оригиналами нелегальной прессы, которые не всегда было удобно носить с собой». Однако похоже, что Арсенидзе ловко переворачивает ситуацию, предъявляя Джугашвили ровно те самые обвинения, которые тот в свое время бросал меньшевикам (см. док. 28). Подробности споров и взаимных обвинений между фракциями РСДРП в Тифлисе остаются неизвестными (значительная их часть существовала только на грузинском языке), но если экстраполировать на дебаты 1905 г. более позднее поведение грузинских меньшевиков на IV и V съездах РСДРП, то оно ни в коей мере не могло служить образцом товарищеской прямоты и честности.

Фракционный раскол касался всей РСДРП, однако никакие иные конфликтные ситуации не занимали внимание делегатов III съезда столько, как дрязги в закавказских организациях. Видимо, именно в Закавказье дебаты двух фракций достигли такой остроты и настолько вышли за рамки нормальной дискуссии, превратившись в склоку, участники которой апеллировали к сторонним арбитрам, будь то распропагандированные рабочие или делегаты партийного съезда. Даже простое сопоставление выражений, в которых составлены процитированные выше заявление женевской конференции и резолюция второй кавказской конференции, показывает, что острота межфракционной полемики в Закавказье и приемы, к которым прибегали ее участники, далеко превосходили то, что позволяли себе их однопартийцы в других районах Российской империи.

Даже и после завершения съезда дебаты в Тифлисе о мандатах продолжались. Меньшевики в своем органе «Социал-демократ» выпустили, по ядовитому выражению оппонентов, «боевую статью против III съезда». Ответ последовал в «Борьбе пролетариата», органе Кавказского союза, и был перепечатан ленинской газетой «Пролетарий» (сменившей «Вперед») в № 14 в августе 1905 г. [658]В изложении большевистского автора суть меньшевистской статьи заключалась в том, что «не вдаваясь в рассмотрение работ съезда по существу, они сочли для себя достаточным привести несколько ходячих сплетен, что съезд созван был только для раскола, что «большинство» достигло, наконец, своего, «доставив Ленину и Ком. то, чего они два года ожесточенно добивались», что съезд был подтасован, «фальшив», «позорен» и на нем не было достаточного числа делегатов». Речь снова пошла о мандатах ряда партийных комитетов, в том числе Имеретино-Мингрельской группы, и большевики в очередной раз отбивались от обвинений в их незаконности с точки зрения уставов РСДРП и Кавказского союза. Перепечатку в «Пролетарии» подытоживало редакционное примечание: «Мы, с своей стороны, заметим, что кавказские меньшевики едва ли не первые выступили в печати не только с голословной бранью против Съезда (в духе новой „Искры“), но и с попыткой оспорить представительство точно определенных комитетов партии», а ответ Кавказского союза «спокойно и обстоятельно опровергая доводы меньшевиков, превосходно доказал полную законность III съезда РСДРП, даже при том условии, если бы пять оспоренных меньшевиками мандатов были признаны недействительными».

Летом тифлисские большевики продолжили обсуждать местные раздоры на общероссийском уровне. В № 12 газеты «Пролетарий», вышедшем 3/16 августа 1905 г., корреспонденция с Кавказа сообщала, что социал-демократы «всюду дают тон революционному движению и, быть может, смогли бы проявить в 10 раз большую энергию, если бы эта энергия не уходила на между-фракционную борьбу. Недавние успехи в этом направлении меньшевиков, их „победы и одоления“ над большевиками кое-где начинают уже диалектически обращаться в свою противоположность. В Тифлисе, например, меньшевики успели было овладеть главным форпостом „неприятеля“ – железнодорожным районом. На Кавказе же замечается следующее любопытное явление: рабочие не раскалываются на две части, а вслед за каким-нибудь передовым своим отрядом все идут, как один человек. Таким образом, железнодорожный район – самый важный из всех 5 тифлисских районов, перешедший в руки меньшевиков, потянул за собой в ту же сторону и все остальные районы. Сначала большинство было очень обескуражено, но теперь его дела поправляются. Людей оказывается достаточно, дела много, рабочие-меньшевики часто приглашают большевиков на собеседования и, быть может, недалеко то время, когда тифлисские рабочие так же революционно-быстро перейдут на сторону большевиков, как они перешли к меньшевикам» [659]. Далее следовали обыкновенные жалобы на «излюбленные мотивы меньшевистской агитации против большинства» в Грузии: «Они внушают рабочим, что большевики – это друзья капиталистов, стремящиеся к захвату власти с той целью, чтобы обмануть пролетариат. Очень охотно любят выезжать еще на том, что Ленин смотрит, дескать, на рабочий класс как на слепую, бессознательную силу, как на мертвый, пассивный материал, из которого всякий творец-идеолог может лепить все, что ему заблагорассудится». Далее в том же номере «Пролетария» перепечатывалось заявление Рачинско-Лечхумской районной организации, признавшей необходимым «подчиниться Тифлисскому комитету, который, как „меньшинство11, более стойко и действительно защищает интересы пролетаризировавшегося народа, чем теперешний Кутаисский комитет, этот сторонник большинства, который желает владеть рабочим классом, как слепым орудием». Корреспондент объявлял это заявление лживым, ибо исходит не от всей Рачинско-Лечхумской организации, а только от трех пропагандистов-меньшевиков, «которые очень и очень неудачно подвизаются только в трех сельских обществах», тогда как в пяти других работают большевики, да и то оказалось, что писал заявление лишь один из пропагандистов, «без ведома двух остальных» [660].