Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

В донесении есть очевидные неточности и ошибки, показывающие как недостаточную осведомленность Тифлисского ГЖУ, так и очевидную небрежность (они ухитрились даже спутать Баку с Батумом). Но важно, что в тексте указан источник сведений, изложенных в последнем абзаце. Этим источником были агентурные донесения. Следовательно, в Тифлисском ГЖУ не было собственных документов об аресте Джугашвили в 1905 г. и его побеге. Имелось дело 1902 г., два розыскных циркуляра (1904 и 1909 гг.), упомянутый выше запрос из Баку, который перепутали с Батумом. Об аресте и побеге Кобы в Тифлисском жандармском управлении узнали от агентуры, передавшей, очевидно, циркулировавшие в городе слухи. Упомянутый Арсенидзе подполковник Засыпкин возглавлял Тифлисское охранное отделение, но Пастрюлин не ссылается на полученные оттуда сведения, нет сообщений об аресте и среди исходящих из охранного отделения документов. Представляется, что донесение Пастрюлина и повторяющая его справка Сошальского не могут служить подтверждением факта ареста Джугашвили в 1905 г., а демонстрируют главным образом скверную работу Тифлисского ГЖУ.

Примечательно, что эти слухи дошли до Тифлисского ГЖУ только шесть лет спустя (Пастрюлин в 1911 г. ссылается на «вновь полученные агентурные сведения»). Отсюда вытекает вопрос о реальном времени их возникновения. По рассказу Р.Арсенидзе получается, что о том, что Коба был арестован, но исчез по дороге в Метехский замок, в Тифлисе узнали сразу же и тогда же заподозрили, что он завербован охранкой. Но если бы его действительно заподозрили тогда, он немедленно выбыл бы из революционного движения: такого рода проступков не прощали. При появлении подозрений подпольщики на свой лад их проверяли и, уверившись в вероятности вины, приговаривали предполагаемых предателей к смерти. В лучшем случае заподозренным удавалось бежать в другую часть империи. Между тем Коба успешно продолжал революционную карьеру в Закавказье, в конце 1905 г. был делегирован на партийную конференцию, в следующие годы участвовал в двух съездах РСДРП. Такое было бы совершенно немыслимо, если бы у тифлисских партийцев имелись какие-либо подозрения в его сотрудничестве с охранкой. Значит, слухи возникли позднее, когда Кобы уже не было в Тифлисе, а о причинах и поводах их появления можно только гадать.

Отношения двух фракций РСДРП в Тифлисе в 1905 г. оттеняют перехваченные перлюстрацией письма жены Богдана Кнунянца Елизаветы Голиковой-Кнунянц к мужу, бывшему тогда в тюрьме (см. док. 19, 20, 39). В марте она, убежденная большевичка, находясь за границей, возмущалась действиями меньшевиков («чем скорее мы отвяжемся от этой шайки демагогов, тем лучше для с.д.»). Затем Елизавета Голикова отправилась в Тифлис и, проведя там какое-то время, в сентябре принялась писать в противоположном смысле, кляня теперь уже тамошних большевиков: «Нахожу, что нужно в интересах соц. д[емократи]и и тех рабочих, которых мы привлекаем к себе чистотой принципа, разоблачать и дискредитировать большевиков. Долой всех большевиков, если они такие, как здешние, я буду на всех перекрестках обличать их». Впрочем, из текста ее сумбурного письма можно понять лишь, что главная ее претензия состояла в том, что у большевиков организации «дутые». В письме упомянут Сосо, объяснявший ей отношения между Союзным и Тифлисским комитетами (см. док. 39). В Тифлисе она явно пришлась не ко двору, причем ухитрилась испортить отношения и с Союзным, и с Тифлисским комитетами, которые считали ее «беспокойной» и тем самым обрели наконец хотя бы один пункт, в котором были согласны [668].

Весной 1905 г., в то время, когда заседал III съезд РСДРП, казалось, что события в России идут по нарастающей и готовы вылиться в полномасштабную революцию. М. Цхакая выступил с обширным докладом о развитии революции в Грузии [669]. Делегаты высказались за курс на общее вооруженное восстание, обсуждали актуальные в связи с этим вопросы: о вооружении, доставке нелегальной литературы, типографиях, союзе с другими партиями и крестьянским движением, даже о возможности вхождения во временное правительство. Параллельно на меньшевистской конференции в Женеве речь шла о том же, и даже заглавия резолюций съезда и конференции отчасти совпадают [670].

В листовках, написанных в то время И.Джугашвили, присутствует то же убеждение, что «пролетариат рвется к революции», в связи с чем ближайшими нуждами становятся вооружение и – вполне в логике большевистской позиции – «крепкая, истинно руководящая партия» (см. док. 23). На фоне происходившего в Грузии восстания такого рода планы не выглядят утопией. Целые районы не находились уже под контролем властей, а иногда из-за забастовок железных дорог и телеграфа оказывались полностью отрезанными и от Кутаиса, и от Тифлиса. Агитаторы социал-демократы действовали практически в открытую. Коба входил в руководство Имеретино-Мингрельского комитета; Имеретия и Мингрелия были охвачены волнениями. Но надо отметить, что все наличные воспоминания рассказывают исключительно об участии Кобы в митингах, дискуссиях, выступлениях на собраниях [671], наконец, о том, что он устроил в Чиатурах нелегальную типографию (см. док. 16) [672]. Никто не говорит, что он стоял во главе восставших. Р.Арсенидзе утверждал, что в 1905 г. Коба много ездил по Гурии, Имеретии, в Чиатуры, в Баку, агитировал, но «вся его работа была почти исключительно фракционной», он «всюду бешено нападал на меньшевиков» и вербовал сторонников ленинской линии. «Но удавалось завербовать ему лишь единицы, редко десятки сторонников, которых он немедленно организовывал в группы и группочки, давая им подчас громкое название Комитетов. Таковы были Комитет Кутаисско-Имеретинской группы в Гурии, Чиатурах, Комитет Тбилисский и т. д.», и «ни одно широкое народное или общественное движение, ни одна из революционных забастовок не были проведены не только под его руководством, но даже при его участии» [673]. Затруднительно оценивать число сагитированных, но с последним замечанием Арсенидзе спорить трудно.

А. В. Островский цитирует хранящиеся в бывшем ГФ ИМ Л воспоминания командира «красной сотни» чиатурских повстанцев, утверждавшего, что к организации отряда приступили по инициативе Сосо [674]. Это очень важное свидетельство, хотя по одной цитате сложно оценить, что Джугашвили действительно мог совершить, а что ему приписано. Помимо этого, пока не нашлось ни одного конкретного свидетельства, что Коба на месте руководил восставшими, ни одного такого рода эпизода, исходящего от непосредственных участников с большевистской сторонь [675]. Кстати, никто из них, соратников, ни разу не описал его с оружием в руках. Воспоминания оставляют впечатление, что он был занят только литературной и агитационной работой. С противоположной стороны, от меньшевиков, напротив, звучали обвинения в терроризме и масштабном бандитизме, находившиеся в странном диссонансе с шедшими оттуда же утверждениями, будто ни Коба, ни большевики в целом не играли в Грузии никакой роли и не имели отношения к развернувшимся в 1905 г. революционным выступлениям.