Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Вместе с тем нельзя забывать о Камо, который в ту пору руководил тифлисской большевистской боевой дружиной. Камо был совершенно предан большевикам. Задолго до знаменитой тифлисской экспроприации он организовал в 1905 г. (точная дата не известна) экспроприацию на Коджорской дороге близ Тифлиса, напав на почту и захватив семь или восемь тысяч рублей. Затем его группой в Кутаисе в феврале 1906 г. были ограблены служащие, перевозившие деньги из местного казначейства, взрывом бомбы убит кучер, украден ящик с 15 тысячами рублей [699]. Многие задания (в том числе относительно «эксов») Камо получал от Л. Б. Красина, занимавшегося организацией технической стороны деятельности ленинского центра, в том числе финансами, и добывавшего деньги для общепартийных нужд. В то же время Камо принадлежал к числу тифлисских большевиков и вряд ли кто-то мог сомневаться в том, что он тесно с ними связан. Молва о его отчаянных и дерзких похождениях не могла не бросить тень на однопартийцев.

Имел ли вообще Коба непосредственное отношение к «красным сотням» с их революционным терроризмом, тоже до конца не ясно. Убедительных прямых свидетельств нет, а косвенные могут быть истолкованы по-разному. Из письма Вано и упоминаний о самом Вано в письме III съезду видно, что он много бывал в разъездах «на местах», но мемуаристы вспоминают его только как агитатора. Орджоникидзе, связанный с боевыми отрядами и впоследствии считавшийся верным сателлитом Сталина, на описываемый момент еще с ним лично не был знаком, хотя опосредованно как деятель Имеретино-Мингрельского комитета находился в его подчинении. Быть может, как раз из-за обоснованных или необоснованных слухов об участии в грабежах все сведения о причастности Джугашвили к деятельности «красных сотен» были с особой тщательностью вычищены в сталинское время из партийной истории? Но ведь и меньшевики, писавшие в эмиграции, не смогли привести убедительные и конкретные примеры, а наиболее осведомленные, такие как Уратадзе и Жордания, об этом промолчали. Два года спустя в Баку Коба как член Бакинского комитета курировал боевую группу. Означает ли это, что дело было ему знакомо раньше, по опыту Имеретии и Мингрелии в 1905 г.? И кстати, о бакинских делах сохранилось достаточное количество источников, стало быть, тема связи Сталина с боевыми группами не подвергалась тотальному вычищению или же бакинские дела в этом отношении считались менее компрометирующими вождя, нежели грузинские.

Если участие Кобы в работе Авлабарской типографии особых сомнений не вызывает, то можно обратить внимание на небольшой эпизод, содержащийся в воспоминаниях Б.Лашадзе-Бочоридзе, тетки руководившего типографией Михо Бочоридзе, игравшей роль хозяйки дома, в котором типография была спрятана. Она рассказала, что в начале 1906 г. «там подготовляли инструкторов боевых дружин. Руководителем был приглашен некий Гурджиев, который о существовании типографии не знал. Занятия велись в комнате. Михо скоро подметил, что Гурджиев – плохой знаток своего дела. Чтобы избавиться от него, Михо заявил, что подготовка инструкторов в дальнейшем прекращается» [700]. Когда в апреле 1906 г. Авлабарская типография была обнаружена жандармами, при обыске нашли прикопанные в земле самодельные бомбы с гремучим студнем и втулки к ним [701]. Между прочим, из сделанных после обыска подробных описаний места следует, что типография находилась в пустынном месте на окраине города в непосредственном соседстве с бараками инфекционной детской больницы. Что, конечно, не помешало революционным боевикам расположить там бомбы. По сведениям грузинского исследователя Н. И. Стуруа, Кавказский союз в 1905 г. организовал несколько мастерских бомб, одна из них находилась на Авлабаре; «активное участие в создании боевых дружин, а также в организации закупки, захвата и изготовления оружия принимали легендарный Камо, М. Азизбеков, П. Монтин, М. Бочоридзе, И. Фиолетов, Н. Буачидзе, В. Дадашев, С. Инцкирвели, М. и З. Чодришвили, М. Мамедъяров, А. Мерквиладзе, В. Бакрадзе» [702]. Многие из этих имен фигурируют в окружении Иосифа Джугашвили, его близкий приятель Бочоридзе имел непосредственное отношение к подготовке боевых дружин, что ведет к логичному предположению о том, что и Коба с этим был в какой-то степени связан. Говоря о создании боевых дружин в Тифлисе после манифеста 17 октября, С.Талаквадзе называл «главными вдохновителями» Кобу, М. Цхакая, Ф. Махарадзе, М. Бочоридзе, Б. Мдивани, а собственно «организаторами и техническими руководителями» – Камо, Котэ Цинцадзе, С. Инцкирвели, В. Каландадзе, Э. Ломинадзе, Н. Аладжалову и др. [703] Это воспоминание было опубликовано в 1925 г., когда круг признанных героев революции уже сложился, но еще не испытал деформирующего влияния культа Сталина. А. В. Островский обнаружил в грузинских архивах рассказы трех мемуаристов, относившиеся к концу 1905 – началу 1906 г., все трое утверждали, что видели Кобу над картой Тифлиса, отмечающим места, где можно построить баррикады, разрабатывающим план взятия города и даже перемещающим по карте оловянных солдатиков [704]. Как всегда, затруднительно определить, правдивы ли рассказчики. Был ли это первый раз в жизни Иосифа Джугашвили, когда он примерил на себя роль полководца? Но он хорошо знал Тифлис, странно, что для разработки планов ему понадобились карта и солдатики. Была ли это игра на зрителей – предполагаемых участников восстания, да и вообще было ли это на самом деле, не ясно. В декабре Джугашвили ездил на Таммерфорсскую конференцию, то есть большую часть месяца отсутствовал в Тифлисе. Р. Арсенидзе писал, что «когда в 1905 г. разразилось декабрьское восстание, когда и в Тбилиси и по всей Грузии бушевала революция, охватившая буквально весь народ, Коба (может быть, не по своей воле) оказался в нетях. Он к этому времени застрял не то в Баку, не то в другом месте» [705]. Очевидно, Арсенидзе не знал о его участии в конференции.

К декабрьским событиям в Тифлисе отсылает реплика большевика П. Д. Сакварелидзе, делегата IV съезда РСДРП от Баку, который в ходе прений о вооруженном восстании подал в президиум следующую записку: «Я подтверждаю, что в Тифлисе в декабре наши ряды были дезорганизованы и деморализованы, не было никакого боевого настроения, не было ровно никакой возможности вести вооруженную борьбу, не было решительно ни одного условия победы. Но и то добавляю, что тов. К. игнорировал все эти условия и настаивал на немедленном выступлении. Заметьте, при отсутствии подъема и дезорганизованности и надеясь на какое-то чудо, так называемое „втягивание“. Пусть вспомнят это тт. тифлисские меньшевики, в особенности тов. Соломонов»» [706]. К какому именно из предшествовавших выступлений апеллировала эта реплика, из протоколов съезда не ясно. Быть может, к выступлению меньшевика под псевдонимом Жаков, считавшего, что разница подходов состоит в том, что «большевик центр тяжести относит к технике, мы – к политике» и утверждавшего, что успешный подъем движения в Кутаисской губернии был обусловлен воодушевляющей агитацией меньшевиков, после которой народ «сам вооружился» [707]. Кто такой «тов. К.», оставшийся не расшифрованным в протоколах съезда? Мог ли за этим инициалом скрываться «товарищ Коба» или же Камо? Не сообщил ли Сакварелидзе в пылу полемики о важной роли Кобы в вооруженном восстании и его теории «втягивания» масс в революцию? Представляется, что нет. Записка большевика Сакварелидзе продолжала бесконечный и не во всех деталях известный спор с меньшевиками, следовательно, «тов. К.» – это кто-то из них. Поскольку на съезде присутствовал Н. Жордания под псевдонимом Костров, реплику Сакварелидзе имеет смысл отнести к нему.