Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Повстанцы в Кутаисской губернии образовали так называемые красные дружины или красные сотни. Помимо крестьян к ним примкнули солдаты-дезертиры из войск, посланных на усмирение, летом в Гурии их насчитывалось до двухсот, причем дезертировали они с оружием. По словам В. Старосельского, беспокойной была весна 1905 г., время с середины февраля по апрель он назвал периодом «бурного брожения и усиленного политического террора». По официальным данным, опубликованным тогда в местной газете, за один март в Кутаисской губернии были сожжены 16 сельских канцелярий, а в конце месяца в Зугдидском уезде «красная дружина, предводительствуемая неким Гетия, вступила в удачную перестрелку с отрядом казаков и стражников» [688]. Старосельский, обращавший мало внимания на разделение социал-демократов на меньшевиков и большевиков, не сообщает, кто из них преимущественно руководил «красными сотнями». Впрочем, неясно, насколько они вообще поддавались чьему-то руководству. Это были отряды местных жителей-повстанцев, слушавшие партийных комитетчиков лишь в той мере, в какой тем удавалось убедить их в своей правоте. Причем зачастую социал-демократы выступали в качестве сдерживающей, призывающей к умеренности силы. Старосельский рассказал, как 4 декабря 1905 г. в Квирилах революционная толпа захватила полицейское управление и завладела находившимся там оружием полицейских стражников (64 винтовки и 90 револьверов), затем толпа попыталась напасть на казначейство, но была остановлена квирильской социал-демократической организацией. Казначейство осталось без охраны, «ее приставили временно социал-демократы» [689]. 30 декабря там же, в Квирилах, 200-300 красносотенцев окружили казарму, где была расположена рота солдат, после краткой перестрелки рота сдалась; в тот же день красносотенцы атаковали другую роту, направлявшуюся в Квирилы, взяли солдат в плен и захватили несколько тысяч боевых патронов и 120 ружей. Из квирильского казначейства они конфисковали деньги. Дабы не навлекать на местность карательную войсковую операцию, Старосельский пытался уладить дело: освободить пленных солдат и уговорить дружинников возвратить деньги и оружие, «надежду на успех подавала общая перемена в настроении народа, отрицательное отношение к совершившимся выступлениям наиболее влиятельной партии социал-демократов меньшевиков» и его личный вес [690]. Отсюда ясно видны пределы возможностей партийцев, даже и наиболее авторитетных меньшевистских лидеров, по воздействию на отряды повстанцев.

Очевидно, влияние фракций на «красные сотни» соответствовало общему распределению: в Гурии преобладали меньшевики, в Имеретии и Мингрелии – большевики. Для Г. Уратадзе «красная гвардия» была «наша», то есть восставших гурийцев и меньшевиков («Я сейчас же отыскал начальника нашего отряда, – пишет он, – и перед рассветом более ста гвардейцев направились на место назначения» [691]). Большевики также не прочь были объявить «красные сотни» своими. Когда меньшевистским мемуаристам хотелось изобличить большевиков в терроре и бандитизме, они приписывали им руководство «красными сотнями», так что получалось парадоксальное согласие. Ной Жордания объявил, что во время декабрьских событий в Квирилах в местном казначействе были захвачены 200 тысяч рублей, и сделали это большевики [692]. В советской историко-партийной литературе, по ее обычной логике (восставшие массы должны возглавлять большевики), эти отряды были признаны большевистскими. В частности, руководство некоторыми отрядами приписывалось (вероятно, небезосновательно) Серго Орджоникидзе [693]. О согласованных с большевистским комитетом террористических актах и наличии собственных «товарищей террористов» вспоминал и Бибинейшвили, объяснявший, почему «социал-демократия Грузии, отрицая террор как систему политической борьбы, нередко применяла его как оборонительное средство» (см. док. 36). Меньшевики, что бы ни писали в эмиграции Жордания и Иремашвили, в стороне не оставались. Уратадзе рассказывал о том, как руководил гурийскими повстанцами, Жордания гордился тем, что грузинские меньшевики в отличие от русских были настоящей боевой революционной партией. Ной Рамишвили в декабре 1905 г. осуществил террористический акт, бросив бомбу в магазин Офицерского общества, причем погибли служащие и солдаты [694].

Важно также замечание Старосельского, что одновременно появились и «шайки, которые под революционными лозунгами таили корыстные интересы» [695]. Более того, именно о них, а не о революционных отрядах он говорит в первую очередь. Бандитизм, по его наблюдениям, еще усилился в сентябре 1905 г. Участились уголовные преступления, «хорошо вооруженные хулиганы, пользуясь общим брожением, нередко прикрывались политическим знаменем». «Гурия, имевшая наиболее совершенную народную организацию, боролась с грабежами успешно, но ее порочные члены, изгнанные за пределы уезда, нашли убежище в Чиатурских рудниках и в сообществе с хулиганствующим элементом Имеретии совершали грабежи в Чиатурах, в Шаропани, в Квирилах, в Кутаисе и др. местах. В Чиатурах была ограблена почтовая контора на 40 тысяч рублей, присланных марганцепромышленниками для расплаты с промысловыми рабочими, там же дважды ограбили одного из марганцепромышленников, в Кутаисе среди бела дня на людной улице в центре города отняли у артельщика Азовско-Донск[ого] банка сундук с деньгами, пересылаемыми в казначейство. В Квирилах ограбили и убили кассира товарной станции Залдастанова. Только одно из этих преступлений было отчасти раскрыто полицией, и ей удалось найти похищенный сундук с деньгами Азовско-Донск[ого] банка; но похитители скрылись [696]. Однако и эта волна грабежей шла недолго. В конце октября и в ноябре большинство грабителей было изловлено, и многие из них казнены населением. Полиции доставались только трупы расстрелянных; их приносили и укладывали на больших проезжих дорогах» [697].

Агитацией среди рабочих марганцевых рудников в Чиатурах большевики хвалились на III съезде РСДРП, об этом упомянул в своем выступлении М.Цхакая [698]и Вано-Джугашвили в письме заграничному центру (см. док. 26). Если одновременно Чиатуры сделались рассадником бандитизма, нет ничего удивительного, что местная молва увязывала его с большевиками, независимо от того, имели ли они реальное отношение к разбойникам и были ли в состоянии контролировать положение. Не существует заслуживающих доверия источников, позволяющих судить, пытались ли большевики Имеретино-Мингрельского комитета и лично Коба и Орджоникидзе использовать бандитов, руководить ими, были они запятнаны соучастием в налетах и грабежах или это клеветнические слухи, распускавшиеся политическими врагами из стана меньшевиков. В пользу второго варианта говорит тот факт, что в отличие от И. Иремашвили гораздо лучше него осведомленный о деталях гурийского восстания и значительно более честный мемуарист Г. Уратадзе от такого рода обвинений воздержался. Да и из текста Старосельского явствует, что чиатурские банды были неподконтрольны ни повстанцам (которые этих бандитов убивали), ни партийным комитетам.