Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Сталин:

Как бы ни кончилась настоящая стачка, одно должно быть ясно и несомненно для всех: мы находимся накануне всероссийского всенародного восстания – и час этого восстания близок. Небывалая, беспримерная по своей грандиозности не только в истории России, но и всего мира, всеобщая политическая стачка, разыгравшаяся теперь, может, пожалуй, закончиться сегодня, не вылившись во всенародное восстание, но это лишь с тем, чтобы завтра снова и с большей силой потрясти страну и вылиться в то грандиозное вооруженное восстание, которое должно разрешить вековую тяжбу русского народа с царским самодержавием и размозжить голову этому гнусному чудовищу.

Из прокламации «Граждане!», написанной И. Джугашвили и напечатанной за подписью Тифлисского комитета в октябре 1905 г. в типографии Тифлисского комитета

Сталин И. В. Сочинения. Т 1. С. 185-186.

№ 42

Сталин:

Великая русская революция началась! Мы пережили уже первый грозный акт этой революции, завершившийся формально манифестом 17 октября. […] Но это только лишь первый акт. Это только начало конца. Мы находимся накануне великих событий, достойных Великой Русской Революции. Эти события надвигаются на нас с неумолимой строгостью истории, с железной необходимостью.

Из газеты «Кавказский рабочий листок», №1, 20 ноября 1905 г. Статья без подписи

Сталин И. В. Сочинения. Т. 1. С. 193.

№ 43

Н. Жордания:

После поражения Московского восстания началась реакция, было объявлено военное положение […]

Организация созвала расширенное собрание в Нахаловке, куда еще полиция и войска не осмеливались появляться. Собрание состоялось на майдане (на площади). Явились на собрание и большевики: Шаумян, Сталин и др. Их требование было – роспуск организаций, переход на нелегальное положение – явное желание спасти себя.

Мы не соглашались, требовали продолжения борьбы с реакцией, только с одним изменением – перевести организации на нелегальное положение. Это предложение было принято, только большевики голосовали против. Они сразу же попрятались, некоторые из них уехали в Баку и нигде не принимали участия в борьбе. Это был их окончательный отход от грузинского народа.

В этот тяжелый момент грузинский народ видел около себя только связанных с ним в его горе – меньшевиков; других партий нигде не было видно. И здесь-то установилась тесная, окончательная связь между нами и рабочей массой, которая потом никогда не разрывалась в Грузии.

Жордания Н. Моя жизнь. С. 45-46.

№ 44

Бабе Лашадзе-Бочоридзе:

В декабре 1905 г. товарищ Сталин и Георгий Телия уезжали на Таммер-форскую конференцию делегатами от Закавказья. Помнится, я им на дорогу зарезала выращенные на Авлабарской типографии куры, говоря: «Вот вам, уезжающим на историческую конференцию, исторические куры».

Из воспоминаний Бабе Лашадзе-Бочоридзе, 1934. Перевод с грузинского

РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 658. Л. 221.

№ 45

Старцев К. Н. [753]:

Пришла т. Книпович [754], у которой был псевдоним, для конспирации, «Дяденька». Она сказала нам, чтобы мы перед вечером явились на Финляндский вокзал, где нас устроит в поезде товарищ, хорошо говорящий по-фински.

Когда стало смеркаться, мы сошлись на вокзале и разместились по указанию этого товарища в вагоне. Поезд пошел в Финляндию, в г. Таммерфорс. Вечером нам очень захотелось есть, на ст. Выборг была остановка, мы вышли в буфет, где на маленьких, меньше блюдца, тарелочках были положены закуски. Закусив, мы вернулись в вагон, устроились спать и утром, проснувшись, увидели приближающийся Таммерфорс.

Он обратил на себя наше внимание оригинальной архитектурой, обилием крутых красных черепичных крыш, над которыми прямыми столбами подымался в морозном воздухе дым. Войдя в вокзал, мы поразились необычайной чистоте и тишине. На столиках буфета были белоснежные накрахмаленные скатерти, на которых блистали никелированные кофейники, молочники, масленки со сливочным маслом. Всюду, где имелись русские надписи, они были зачеркнуты, оставались лишь непонятные для нас – не знаю, были ли они на шведском или финском языке. В те дни в Финляндии развернулось национальное движение, проходившее под лозунгом самоопределения, за независимость, и эти надписи были свидетелями начавшейся борьбы. На площади, перед вокзалом, были ровно построены извозчичьи сани, а стоявший впереди финский полицейский давал пассажиру номер, который соответствовал номеру подъезжавших саней.

Нас доставили в гостиницу, очень чистенькую и тихую, и разместили по два в каждом номере. Мне пришлось поместиться с делегатом Воронежского комитета т. В. И. Невским […]

Нам пришлось пройти через весь город, прежде чем мы оказались перед зданием, которое принадлежало местной социал-демократической организации. Для нас это было зрелище, восхитившее до глубины души, – таким большим – как мне вспоминается – оно было. В первом этаже был зрительный зал со сценой и, вероятно, обслуживающие его – буфет, кулисы, фойе. Мы поднялись на второй этаж, откуда, подойдя к арке, отгороженной решеткой в половину роста человека, можно было видеть собравшихся внизу. Через эту комнату, я бы назвал ее тоже фойе для второго этажа, был вход в следующую комнату, а из нее – в зал, имевший в конце помост, как бы для сцены. Вероятно, это был второй зал, где давались другие спектакли или проводились репетиции. У входа в этот зал, перед запертыми дверями разместилась мандатная комиссия, в состав которой входила Надежда Константиновна Крупская. Мандаты были проверены и найдены в порядке. Пока их проверяли, я рассматривал собравшихся делегатов, разбившихся на группы. К ним, от одной группы к другой ходил один делегат, который все время делал какие-то пометки в записной книжке. Нас пригласили в зал и мы расселись перед возвышением, на котором стояла, насколько помню, кафедра, наподобие учительской. Дальше стоял стол, пока никем не занятый. Когда все собрались, то на возвышение поднялся и быстрыми шагами приблизился к кафедре делегат, который раньше обратил на себя мое внимание. «Товарищи!», начал он, «ввиду неприбытия значительного числа делегатов, задержанных последними событиями, я, по поручению Центрального Комитета РСДРП, признавшего собравшихся конференцией, объявляю конференцию открытой». «Кто это такой?» – спросил я В. И. Невского. «Это Ленин», – ответил он мне, и в тот момент я всецело отдался очарованию его влияния.

Я с восторгом следил за каждым движением Ильича, ловил каждое его слово. Он оказался простым и обыкновенным человеком, а прежде я представлял его крупным и величественным, таким, который одним видом свидетельствовал, что это вождь, к тому же такой великой партии, как РСДРП.