Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Можно ли считать действия тифлисских социал-демократов, практически запланировавших столкновение рабочих с полицией, в чистом виде желанием в своих целях спровоцировать кровопролитие? В определенном смысле, несомненно, да. С той поправкой, что и для них самих местный уровень насилия, наличие оружия у большинства населения были обыденной нормой, тем общим житейским фоном, на котором они действовали.

Мартовские аресты 1901 г., хотя и затронули также ведущих месамедасистов, изъяли в первую очередь верхушку русского социал-демократического кружка и мигрировавшую в Тифлис разномастную революционную публику. Аресты лидеров первого ряда очистили место и позволили продвинуться к лидерству тем, кто поначалу был на вторых ролях, а среди них преобладали местные уроженцы. В том числе Иосиф Джугашвили, роль которого с весны 1901 г. очевидно возросла – теперь он вошел в группу руководителей тифлисской РСДРП. Впору задаться вопросом, что было бы, если бы организацией первомайской демонстрации занимались прежние члены тифлисского комитета, и имели ли аресты побочным следствием рост готовности к насилию из-за выдвижения новой группы лидеров?

Воспоминания Авеля Енукидзе содержат любопытный эпизод конфликта на почве соперничества между новой верхушкой тифлисских социал-демократов и работавшим в Баку Ладо Кецховели. Хотя их связывали давние дружеские отношения, оказалось все же, что им есть что делить. Кецховели стремился устроить в Баку подпольную типографию и искал для этого деньги. Найдя часть суммы, за недостающими деньгами обратились к тифлисским товарищам. Для переговоров был командирован Авель Енукидзе. Он встретился с двумя вожаками – Сильвестром Джибладзе и Сосо Джугашвили. И те в деньгах отказали. Они были готовы поддержать создание типографии в Баку только при условии, что смогут ее контролировать. Кецховели же, по-видимому, наоборот, хотел получить деньги и распоряжаться типографией по своему усмотрению. Позднее, когда типография заработала, тифлисские социал-демократы признали ее пользу и обещали помощь, но как только зашла речь об издании партийного органа (очевидно, речь шла о газете «Брдзола»), ситуация повторилась: тифлисцы желали держать в своих руках редакцию, а бакинцам соглашались предоставить лишь техническую сторону дела (см. док. 44). Енукидзе также пояснял, что бакинцы хотели издавать нелегальную газету («Брдзола»), а тифлисцы были нацелены на легальное издание («Квали») – не совсем ясно, насколько это замечание правдиво, возможно, оно относится к С. Джибладзе и согласной с ним части тифлисских партийцев [250]. Описанные Енукидзе события, вероятно, имели место летом 1901 г., когда Джибладзе и Джугашвили уже выдвинулись в руководство тифлисской РСДРП, но до начала издания газеты «Брдзола» в сентябре 1901 г. Впрочем, автор книги о Ладо Кецховели (изданной уже в послесталинское время, то есть относительно свободной от возвеличивания Сталина) представил эту историю иным образом: сначала «оппортунистическое крыло» Тифлисского комитета отказало в деньгах, «вторично переговоры велись с Джугашвили (Сталиным), с помощью которого и были получены от революционного крыла тифлисской социал-демократической организации деньги и шрифт» [251]. Эта версия согласуется с замечанием А. Енукидзе о желании тифлисцев сосредоточить ресурсы на издании легальной газеты, что в понятиях радикалов могло считаться оппортунизмом.

Рассказ Енукидзе, с одной стороны, свидетельствует об амбициях и несговорчивости Джугашвили и Джибладзе. С другой стороны, Енукидзе сообщает, что из Тифлиса присылали к Кецховели своего эмиссара – его личного друга Севериана Джугели (Дждугели); переговоры закончились ссорой, Кецховели предложил Джугели немедленно уехать и отказался от всякого сотрудничества с Тифлисом [252]. Ладо Кецховели, которому два года спустя предстояло нелепо погибнуть в тифлисской тюрьме, был вскоре окружен ореолом романтической революционной легенды. Однако при жизни он не был ни образцом покладистости, ни средоточием других добродетелей. В изложенном эпизоде он проявляет и гонор, и неспособность договориться. Рассказывая о замысле типографии, Енукидзе поведал, что ради получения средств на нее Ладо обманул собственного брата (как дипломатично выразился Енукидзе, не видевший в поступке Ладо особого греха, «прибегнул к некоторой хитрости») и выпросил денег якобы для продолжения образования и ухода от революционной работы (см. док. 44). Да и история гибели Ладо, к которой мы обратимся в свое время, рисует его характер не с лучшей стороны: погубило его буйное, заносчивое, провокативное поведение. Другое дело, что, как всякий рано погибший бунтарь, он стал удобным объектом для сотворения красивой революционной легенды.

Основанная при его участии бакинская типография, носившая конспиративное имя «Нина», оказалась чрезвычайно успешным подпольным предприятием, работала много и долго, снабжала нелегальными изданиями не только все Закавказье, но и южные губернии России и подчинялась не Бакинскому комитету, а напрямую ЦК РСДРП [253]. В ней печаталась с матриц львиная доля предназначенного для России тиража «Искры». Ее работой руководил Л. Б. Красин, занимавший в Баку крупную инженерную должность и одновременно являвшийся членом ЦК РСДРП. Л.Д.Троцкий, описывая свою революционную работу в Киеве весной 1905 г., вспоминал, что там имелась подпольная типография, где он печатал свои прокламации, но более крупные воззвания передавал Красину, который «имел в своем распоряжении большую, хорошо оборудованную подпольную типографию на Кавказе. Я в Киеве написал для этой типографии ряд листовок, которые печатались с совершенно необычайной для нелегальных условий отчетливостью» [254].

Что касается Тифлиса, то там, несомненно, тоже понимали, насколько нужна подпольная типография и регулярно выходящая партийная пресса. Именно поэтому, видимо, и возник конфликт за контроль над этим делом. Авторы ряда воспоминаний утверждали, что Сосо не только говорил о необходимости иметь типографию, но и предпринимал практические шаги в этом направлении, и похоже, что это было правдой. По словам Г.Лелашвили, он услышал от Михо Бочоридзе о полученном от Сосо задании найти помещение для типографии еще в начале 1900 г. Более или менее активное появление листовок в Тифлисе было зафиксировано летом того года, регулярно листовки стали появляться с первых дней августа, во время череды забастовок [255]. Разговоры о типографии должны были этому предшествовать (см. док. 26). К концу 1901 – началу 1902 г. именно Бочоридзе и его родственники стали хозяевами неплохо законспирированной подпольной типографии (см. док. 41, 42). Заведующий Особым отделом Департамента полиции Л. А. Ратаев в начале октября 1901 г. отметил в докладе о положении в Тифлисе, что Тифлисский комитет РСДРП «выпускает гектографированные и печатные прокламации и несомненно располагает для воспроизведения таковых печатней, которой для полного расцвета, по-видимому, еще не достает только достаточного количества шрифта» (см. док. 47). В то же время у жандармов появилась информация, что на собрании членов Тифлисского комитета РСДРП 18 ноября 1901 г. «было решено завести свою тайную типографию, причем оказалось, что часть шрифта есть» (см. док. 50). Согласовать между собой эти противоречивые данные позволяют воспоминания С. Я. Аллилуева: сначала Тифлисский комитет «располагал небольшой типографией, созданной Сосо Джугашвили еще до его отъезда в Батум», затем «было решено организовать в Тифлисе большую подпольную типографию». Этой большой типографией Аллилуев называет ту самую, которая стала известна как «Авлабарская», и относит ее создание к лету 1903 г. [256]По другим сведениям, Авлабарская типография заработала позже, на рубеже 1903 и 1904 гг. Но до этого типография Тифлисского комитета функционировала, перемещаясь с места на место и постепенно наращивая технические возможности.