Ольга Эдельман - Сталин. Биография в документах (1878 – март 1917). Часть I: 1878 – лето 1907 года

Парадоксальным образом успешное продвижение в революционной организации приводило даже к повышению статуса в глазах чинов полиции. В их справках о деятельности тифлисских социалистов в 1900-1901 гг. Иосиф Джугашвили именовался не «крестьянином», а «интеллигентом», по его месту и функциям в партии. Причем «интеллигентом» его называли, только когда речь шла о работе партийных групп, тогда как во всех официальных документах, где приводились данные о личности Джугашвили (арестованного, ссыльного), он до самой революции по-прежнему именовался «крестьянином из села Диди-Лило». Ведь диплома об образовании у него не было, соответственно не было и статуса интеллигента, который он, конечно, заслуживал по полученному образованию, но неизвестно, сколь долго ему пришлось бы доказывать свое право на этот статус, выбери он легальные пути в жизни [220].

Чем Иосиф Джугашвили занимался помимо революционной пропаганды и на что существовал в то время? Поначалу, как гласит его официальная биография, он «перебивался уроками» [221]. Видимо, так и было, поскольку один его тогдашний ученик нам известен. Уроженец Гори армянин Семен Аршакович Тер-Петросян в 1898 г. был исключен из горийского училища и приехал пытать счастья в Тифлис. Он поселился у тетки и стал готовиться в юнкерское училище, репетиторов нашел по рекомендациям горийских родственников: Джугашвили и Вардаянца (см. док. 46) [222]. в результате этих занятий вместо юнкерского училища Тер-Петросян оказался в РСДРП и прославился под кличкой Камо.

28 декабря 1899 г. Иосиф Джугашвили и Михаил Давиташвили поступили на работу лаборантами в Тифлисскую физическую обсерваторию (см. док. 12). Обсерватория занималась метеорологическими наблюдениями, лаборанты-наблюдатели дежурили поочередно и должны были регулярно снимать показания измерительных приборов. В фонде Сталина ныне хранятся журналы и таблицы обсерватории с записями метео -наблюдений, температуры почв и показаний магнитометров, сделанными рукой И. Джугашвили. [223]Наблюдатели жили при обсерватории. Их заработная плата в 20-25 рублей (к тому же с казенной квартирой, отоплением и освещением), которую они называли мизерной, по тем временам соответствовала заработку квалифицированного рабочего (кормившего семью), а несколькими годами позднее примерно такое же содержание получали от партии революционеры-нелегалы. В обсерватории Джугашвили проработал до 28 марта 1901 г.

А. В. Островский, ссылаясь на воспоминания Г. Елисабедашвили, сообщал о первом, непродолжительном аресте Джугашвили в начале 1900 г., предполагая, что арест мог быть связан с забастовкой тифлисской конки [224]. Воспоминания Елисабедашвили заслуживали весьма мало доверия даже по мнению самого И. В. Сталина [225] . Об этом аресте нет упоминаний в его официальной биографии, важнее, что также нет его следов в документах Департамента полиции: ни среди текущих донесений, ни в более поздних полицейских справках со сведениями о Джугашвили. Наконец, в докладе Л. П. Берии тифлисская конка не фигурирует среди предприятий, где И.Джугашвили имел кружки [226]. Конка была охвачена рабочим движением, но непосредственная связь с Сосо Джугашвили не прослеживается: это была не его сфера действий и даже составители доклада Берии не пытались приписать ее Сталину. Очевидно, никакого ареста Джугашвили в начале 1900 г. не было.

Начавшееся в Тифлисе в конце 1890-х гг. забастовочное движение было новостью и для пролетариев, и для властей. Кружки революционной интеллигенции и рабочее движение развивались хотя и в контакте друг с другом, но все же обособленно, первые прилагали все усилия, чтобы влиять на второе. Говорить о полном партийном единстве между ними все же не следует.

Воспоминания рабочих доносят до нас фрагменты бесед с молодым пропагандистом Сосо, который призывал их бастовать, бороться за свои права, объяснял, как это сделать. Из этих, по-видимому реалистичных, мемуарных зарисовок тут же прорастают и преувеличения. Рассказам о том, что уже в 1898 г. забастовками руководил Сосо или что накануне стачки в железнодорожных мастерских он приходил туда «ознакомиться с настроением рабочих», верить, конечно же, не следует. Равно как и навязываемому читателю впечатлению, что уже тогда он был местной знаменитостью, как, например, в рассказе Н.Выгорбина: «– Коля, ты знаешь, кто со мной ходил по цехам? – Наверное, Сосо. – Правильно!» [227].

Появляющиеся в этих рассказах кличка Коба, как и имя Сталин, для описываемого момента являются анахронизмом, ими Джугашвили стал пользоваться позднее. Сосо – это уменьшительное имя от Иосиф, так его с детства называли близкие и друзья, и бытование этой клички служит лишним свидетельством относительно наивной фазы развития подполья. Равно как и замечание другого Сосо – Иосифа Иремашвили – о том, что в ту пору Джугашвили «носил характерный для социал-демократа красный галстук» (см. док. 17). Партийные активисты пока мало заботились о конспирации и даже могли себе позволить внешне обозначать свою идейную принадлежность.

Говоря о внешних, выраженных в одежде кодах, нужно обратить еще внимание на рассказ Э.Сартания о разительной перемене в стиле одежды и поведения грузинских передовых рабочих после 1896 г. Те, кто только что щеголял в черкесках с кинжалами и пистолетами, отплясывал лезгинку и кутил в духанах, вдруг переоделись в синие рубахи и шляпы, то есть в европеизированную одежду, какую носили русские пролетарии в больших городах, остригли волосы бобриком и перестали сидеть в духанах (см. док. 1). Это означает появление группы грузинских пролетариев, ориентировавшихся не на местное национальное, но на общероссийское социалистическое движение. Заметим, что среди них Сартания называет имена близких сотоварищей Сосо: Вано Стуруа, И. Копалейшвили, В. Джибладзе, З.Чодришвили, М.Бочоридзе. Да и самого Иосифа Джугашвили редко видели в традиционной грузинской одежде.

Состав тифлисских социал-демократов не был стабилен: кто-то уезжал, кто-то возвращался, появлялись новые лица. В начале 1900 г. после забастовки конки [228]уехал в Баку организовавший ее Ладо Кецховели. Как принято было писать в историко-партийной литературе, он отправился развивать бакинскую ячейку РСДРП. На деле, конечно, главным было желание уже к тому времени жившего на нелегальном положении Ладо избежать ареста.

Одним из новшеств наряду с забастовками стало празднование 1 мая как дня пролетарской солидарности. Из-за разницы русского и европейского календарных стилей и необходимости назначать маевку на воскресенье, на нерабочий день, русский первомай отмечался в разные числа в конце апреля. В 1900 г. тифлисское собрание было устроено 22 апреля, за городом, на Соленом озере. Было оно, конечно, нелегальным, собралось около 400-500 рабочих, что само по себе свидетельствует о солидном размахе движения. С.Я.Аллилуев утверждал, что организатором митинга был Сосо Джугашвили и он же был среди выступавших. К. Баджиашвили также назвал его среди ораторов (см. док. 22, 23). Однако в полицейском донесении и прокурорском заключении Джугашвили не упомянут в числе выступавших (см. док. 21, 24). Аллилуев, как следует из ранней версии его воспоминаний, в ту пору лично знаком с Сосо не был, стало быть, и видеть его на маевке не мог. Этот эпизод позволяет догадаться, зачем Аллилуеву понадобилось в более поздней редакции мемуаров отодвинуть знакомство со Сталиным на несколько лет раньше: тем самым он создал для себя возможность якобы от лица очевидца подтверждать официальную версию сталинской биографии, согласно которой он уже тогда руководил всем революционным движением в Закавказье. В данном случае полицейские сведения были точнее и Сосо на маевке 22 апреля 1900 г. с речью не выступал.