Софи Боди–Жандро - История частной жизни Том 5 [От I Мировой войны до конца XX века]

Тем не менее алкоголь выступает одной из причин нарушения общественного согласия. Единодушное осуждение алкоголя — лишь видимость: в своей частной жизни шведы охотно нарушают порядок. Как и прежде, люди хвастаются способностью много выпить, а шутки про алкоголь — одна из излюбленных тем телевизионных скетчей.

Наркотики

Борьба с наркотиками, наоборот, сплачивает общество. В отличие от Испании, в Швеции не разрешен даже гашиш, а начиная с 1968 года политика борьбы со злоупотреблением наркотическими веществами становится все более жесткой. Нарушение шведского противонаркотического законодательства карается десятью годами тюрьмы. В Швеции также не различаются «легкие» и «тяжелые» наркотики. Токсикоманов по сравнению с алкоголиками меньше.

Насилие, алкоголизм, наркомания — вот три главных «отклонения» в шведском обществе. Это последние не полностью контролируемые области, последние нарушения в обществе, освобожденном от прежних табу.

Воображаемое

Где же в таком коллективистском обществе можно укрыться от посторонних взглядов? В загородном доме sommarstuga, что можно перевести как «хижина», где–нибудь в лесу или на берегу озера. Этот домик, как остров, остается преимущественно частным пространством, закрытым и личным. Э. Мунье в своих «Скандинавских заметках» [360] Ibid. писал: «Люди, населяющие самые коллективистские страны — Россию, Германию, Швецию, — живут поодиночке». В самом деле, мечта любого шведа — это мечта индивидуалиста, выражающаяся в этом зове примитивного одиночества, в зове шведской природы. Sommarstuga, в которой часто нет водопровода и удобства весьма сомнительны, позволяет припасть к своим истокам, слиться с природой. Никто из шведов (или почти никто) не покидает свою страну в мае–июне, когда природа вдруг выходит из зимней спячки, когда делается светло и Швеция вновь становится страной 24 000 островов и 96 000 озер! Маленький частный домик, затерявшийся в деревне или в лесу, островок, архипелаг, парусная лодка (которых лишь в окрестностях Стокгольма 70 000) остаются последними прибежищами индивидуализма в коллективистском обществе.

Темы уединения и природы постоянно присутствуют в шведской литературе и шведском кино. Роман «Жители острова Хемсё» — луч света в мрачном творчестве Стриндберга; действие в прекрасном фильме Туннель Линдблум «Райский уголок» происходит вплоть до драматической развязки в очаровательном домике у воды… Настоящее убежище, это частное интимное пространство иногда может стать тюрьмой, в которой люди отчаянно пытаются найти простое общение, первозданную чистоту. В закрытом пространстве, в частности служащем фоном для фильмов Ингмара Бергмана — «Молчание», «Шепоты и крики» и др., — люди ищут слова для общения, которые так и не приходят. В без конца повторяемых словах «дистанция и тревога, дистанция и скука» героя фильма «После репетиции», альтерэго Бергмана, слышна невозможность коммуникации… Этот же мотив — и в фильме «Сцены из супружеской жизни», имевшем в Швеции оглушительный успех. В душной атмосфере даже жестокость в отношениях пары сдержанная, приглушенная. От этого она еще мучительнее. Отношения в паре, показанные в фильмах Бергмана и пьесах Стриндберга, полны одной и той же предгрозовой духоты… В разделе происшествий в шведских газетах практически никогда не описываются преступления на почве страсти, а если что–то подобное случается, событие занимает первые полосы всех газет. Здесь никогда не кричат, почти не жестикулируют, а чаще всего молчат… Странно, что в обществе, где обо всем принято с неожиданной откровенностью говорить вслух, люди с трудом находят слова, чтобы поговорить между собой… На работе все общаются друг с другом прямо, просто, на «ты», какая–либо иерархия отсутствует, зато пригласить кого–нибудь на обед — дело трудное, оно сопровождается очень тонкими формальностями, что не перестает удивлять иностранцев в Швеции. Разговоры также даются не просто. «Мистицизм и смутная поэтичность одиноких людей: шведам трудно выражать свои чувства и мысли», — писал Мунье [361] Ibid. . Это частный аспект индивидуального «Я» в самом прямом смысле, который проявляется, как мы увидели, не столько в поведении, сколько в воображении (шведском и, в целом, скандинавском).

Именно с этого надо начинать изучение шведского общества, стараться постичь его парадоксы и противоречия. Как же иначе можно понять сосуществование столь сильного коллективистского чувства и столь неистового индивидуализма, замкнутости человека на самом себе? Одиночество Великого Севера, этого мира тишины, этой интимнейшей связи с природой — вот источник, питающий скандинавский индивидуализм. Примитивное одиночество, которое компенсируется общением во всех формах — работой в общественных организациях, занятиями в кружках и на курсах, праздниками. Праздники прерывают одиночество, слово дается каждому; только так можно сохранить традиционную общность, единственное условие для физического выживания в тяжелых условиях прошлого и выживания психологического в условиях настоящего. Как понять невероятную популярность всех старинных деревенских языческих праздников, смешавшихся с христианскими? Назовем лишь несколько: праздник прихода весны, Вальпургиева ночь, ночь накануне Иванова дня (Midsommar). В эти ночи все равны, все забывают о своем положении в обществе, об обидах и ревности и совместно воссоздают утопическое сообщество полнейшего согласия. Фрекен Юлия, героиня одноименной пьесы Стриндберга, спорит, пьет, спит и строит планы на будущее со слугой своего отца… Но когда разнузданная ночь Midsommar проходит и заря расставляет все по местам, общение и бунт уже невозможны… Безумие ночи кончается смертью… Как понять шведское воображение, если увидеть в этой драме лишь невозможную и пошлую историю любви юной графини и слуги?

Шведскую модель можно определить также как «тотальное» или «тотализирующее» общество. Она функционирует на основе общинной этики полнейшего согласия и на требовании абсолютной прозрачности социальных отношений (от nattfrieri [362] Многие авторы (В. Муберг, А. Мюрдаль) ссылаются на весьма раскрепощенные сексуальные практики в шведской деревне. В некоторых провинциях жениху и невесте разрешалось иногда спать в одной постели, не совершая тем не менее полового акта. — «ночных ухаживаний», «вечерок» — до права ребенка знать имя своего отца в наши дни). И частная жизнь не может ускользнуть от господствующей этики. Шведская модель, объединяющая коллективную мораль прежних времен и современную социал–демократическую этику, может быть определена как модель антитайны — единственное, к чему принуждает общество, это прозрачность. Тайна выступает как угроза порядку, консенсусу; отсюда — желание ее разоблачить.