Льюис Зальцман - Жизнь Англии в Средние века

И всё же у нас есть основания говорить о том, что, на фоне царившего в средневековой Англии произвола, власти пытались воспрепятствовать нарушению закона и старались покарать виновных. Важной особенностью отправления правосудия был принцип круговой поруки. Одно дело — человек, владеющий землей или каким-либо имуществом, которые можно конфисковать, если он нарушит закон или убежит из-под стражи: в таком случае собственность служит как бы залогом его законопослушного поведения; однако основная масса крестьян — вилланы — лишь обрабатывали землю, принадлежавшую их лордам. С теми, кто состоял в услужении у знатных господ, дело обстояло достаточно просто: ответственность за их поведение возлагалась на хозяина, который отвечал и за поимку его слуг, виновных в каком-либо преступлении. Все прочие были поделены на группы, которые номинально включали в себя десять хозяйств и потому назывались десятками ( tithings ), во главе каждой десятки стоял десяцкий ( tithing-man ) или староста ( head-borough ). Когда один из членов десятки совершал преступление, остальным надлежало задержать его и, когда потребуется, доставить в суд; и если они не смогли этого сделать, то обязаны были заплатить штраф. Каждый виллан, не служивший в хозяйстве лорда, по достижении двенадцати лет обязательно зачислялся в одну из десяток, при этом он должен был, преклонив колена, поклясться на Евангелии такими словами: «Знайте же, господин управляющий, что сам я не стану вором и не буду товарищем вору; я не стану укрывать ни краденое, ни вора, но поведаю обо всём тому, кому следует; я буду хранить верность королю Англии и пуще всего своему господину и обязуюсь слушаться приказов его бальифов». Затем, поцеловав Евангелие, новый член десятки платил один пенни, и считалось, что с этого момента он должен повиноваться десяцкому. Дважды в год собирался суд, следивший за исполнением обязательств членами «десятки». Этот суд носил название «собрание добровольной поруки» [59] На саксонском языке «десятки» иначе назывались «frith-borth», что означало «клятва мира» («peace-pledge»); норманны заимствовали слово «frith» в значении «свободный, добровольный» (английское «free») и перевели саксонское выражение как «добровольная порука» («frank-pledge»). . Первоначально он находился в ведении «сотенного суда», но с течением времени был во многих случаях закреплён за манориальным судом. «Собрание залога искренности» интересовалось не только составом «десяток», оно занималось также насильственными преступлениями (такими, как убийство и кровопролитие), подозрительным поведением некоторых людей (например, если кто-то щеголяет богатыми нарядами, но не занимается торговлей и не имеет иного известного источника дохода), рассматривало случаи нарушения пивоваренных и хлебопекарных стандартов, использования неверных мер и весов, завышения цен на товары, а также различные проступки против обычаев манора. Этот суд разбирал все незначительные правонарушения, однако серьёзные преступления, как правило, должны были выноситься на заседание «ассизы», то есть выездной сессии королевских судей, которые разъезжали по стране и рассматривали дела такого рода.

Тяжкое (уголовное) преступление — это серьёзное нарушение закона, за которое преступнику предстояло поплатиться своими землями и своим имуществом, а также расстаться с жизнью либо, по меньшей мере, потерять руку или ногу. Самым тяжким из всех преступлений считалась измена. Под «государственной изменой» ( high treason ) первоначально подразумевалась попытка убить короля или свергнуть его с престола, впоследствии это понятие приобрело более широкое значение и стало применяться к любому умыслу, направленному против монарха, даже если этот умысел не был воплощён в жизнь; наконец, при Генрихе VIII понятие государственной измены распространилось даже на высказывания, устные или письменные, в которых можно было усмотреть намерение убить или низложить короля. Наказание за такое преступление было весьма суровым: сначала преступника привязывали за руки и за Йоги к хвосту лошади и в таком виде волочили по улицам, обычно на подстилке, чтобы он не умер до того, как взойдёт на эшафот; там осуждённого вздёргивали на виселицу, затем у полумёртвого вырезали сердце и сжигали, а тело четвертовали, то есть рассекали на части; головы казнённых преступников выставляли на всеобщее обозрение (головы изменников служили обычным украшением въездной башни Лондонского моста), а если злоумышленник был известным человеком, то остальные части тела нередко рассылали по городам, чтобы они были выставлены там в назидание прочим.

«Мелкой изменой» ( petty treason ) считалось убийство хозяина слугой или мужа женой; наказание было таким же, как за государственную измену — за исключением четвертования. Богохульство, ересь и колдовство являлись своего рода изменой Господу, и потому должны были караться смертью, однако такие преступления в Англии были настолько редкими, что мы не знаем, какой именно исход получали подобные дела в судейской практике до XV века; с распространением еретического учения лоллардов был заимствован и законодательно закреплён принятый в других европейских странах обычай сжигать еретиков на костре.

Убийство людей со временем стали подразделять на убийство по намерению ( murder ) и убийство по случайности ( menslaughter ): первый термин относился к тем случаям, когда жертву действительно хотели убить, не важно, было ли убийство непредумышленным или же совершилось «по злому предумышлению», тогда как второй термин означал: либо убийство по неосторожности, когда виновный намеревался нанести жертве телесные повреждения, но не стремился убить её; либо убийство, которого нельзя было избежать, хоть и совершено оно было против воли, либо убийство в целях самозащиты. Примитивные законы принимали в расчёт только результат и не интересовались намерениями виновного; с формальной точки зрения все убийцы считались одинаковыми, однако на практике приходилось смягчать наказание или отменять его для тех, в чьих действиях явно не было дурного умысла; но даже в том случае, если человек совершил убийство, спасая свою жизнь, он должен был, чтобы вернуть себе свободу, получить помилование от короля. Во времена саксов любое убийство можно было искупить, заплатив штраф. Этот обычай сложился, вне всякого сомнения, в силу того, что основным занятием саксов была война: убийство людей было частым явлением, и карательные меры по отношению к виновным серьёзно ослабили бы военную силу племени. Каждый человек имел свою определённую цену, свою «виру»; жизнь обычного свободного общинника оценивалась в 200 шиллингов, жизнь тана — в 1 200 шиллингов, жизнь королевских танов, эрлов и прочих высокородных особ ценилась соответственно выше; эту «виру» убийца обязан был уплатить родственникам своей жертвы, в противном случае им предоставлялась свобода воспользоваться правом кровной мести и отправить убийцу на тот свет. Сверх того, человек, совершивший убийство по намерению, обязан был также заплатить штраф в королевскую казну, но тот, кто совершил убийство по случайности, по-видимому, не должен был этого делать. У нормандцев убийцу ожидала смертная казнь, но при этом, если убитый оказывался нормандцем, вся община — сотня — должна была заплатить в королевскую казну огромный штраф; и убитый считался нормандцем во всех случаях, когда сотня не могла убедительно доказать его «английское» происхождение перед коронёром — местным представителем королевской власти, главной обязанностью которого было проводить дознание по делам о лицах, найденных убитыми. Здесь вновь нужно вспомнить о принципе коллективной ответственности, поскольку расследование должно было производиться представителями четырёх сельских или городских поселений, расположенных ближе всего к тому месту, где был найден убитый. Эти люди обязаны были докладывать о причинах смерти и о наличии подозреваемых, если таковые были; в частности о том, есть ли основания подозревать в убийстве того человека, который первым обнаружил труп. Довольно занятно читать, например, заявление присяжных, в котором причиной смерти некоего мужчины называется удар молнии и далее совершенно серьёзно говорится, что супруга покойного, обнаружившая его тело, не подозревается в совершении этого злодеяния.