Льюис Зальцман - Жизнь Англии в Средние века

К концу XIV века корабли существенно увеличились в размерах и стали гораздо более надёжными, на смену рулевому веслу пришёл настоящий руль, появился бушприт, и это повлекло за собой определённые изменения в оснастке. В следующем столетии стали строить двухмачтовые корабли, и поскольку заилившиеся к тому времени гавани «пяти портов» оказались слишком мелкими для больших кораблей, города этого исторического союза перестали играть значительную роль в формировании военного флота. На исходе века заметно усилилось морское могущество Испании, и Генрих VII понял, что если Англия хочет удержать свои позиции на море, то ей необходим регулярный флот и она более не может обходиться временными соединениями купеческих кораблей, по случаю оснащённых кое-каким вооружением. Поэтому при Генрихе VII были построены крупные военные корабли и заложены основы английского военно-морского флота; эти начинания получили достойное продолжение при Генрихе VIII и увенчались триумфом в эпоху Елизаветы, когда корабли из английского дуба, оснащённые орудиями из английского металла, обеспечили Англии превосходство на море, которое она впервые обрела при короле Иоанне и на которое с полным основанием претендовала в эпоху Эдуарда III, но на время утратила при его преемниках.

Периодически в английских газетах появляются тревожные заметки, в которых говорится об очередной «волне преступности» или о «росте числа насильственных преступлений»; авторы стремятся возложить вину на пагубное влияние собратьев по перу, бульварной литературы, кинематографа, войны, социализма, наркотиков и вообще всего, что им не по нраву. В стране с населением более 40 миллионов человек в течение месяца совершаются два-три убийства, и этого оказывается более чем достаточно, чтобы пресса подняла неистовый шум. Но если бы на две-три недели наша жизнь стала такой, как в Средние века, у журналистов появился бы настоящий повод бить тревогу. Когда мы рассказывали о том, как формировалась средневековая армия, то уже упомянули, что Эдуард I в конце XIII века менее чем за год даровал прощение 450 преступникам — при этом всё население Англии в то время составляло 5 миллионов человек. Если принять в расчёт тех преступников, которые не были помилованы — включая немалое число тех, кому удалось избежать поимки, — нам станет ясно, что для наших предков человеческая жизнь ничего не стоила. Сегодня о человеке, схватившемся во время драки за нож, с осуждением скажут, что он повёл себя «не как англичанин», и коль скоро речь идёт о нашем времени, это, без сомнения, справедливо, чего, однако, никак нельзя сказать о Средних веках, когда каждый носил при себе нож (необходимый для того, чтобы есть мясо) и пускал его в ход при малейшей ссоре. В 1496 г. один итальянец, составивший описание Англии, говорил о ней так: «Нет в мире страны, где было бы так много воров и грабителей, как в Англии; число их столь велико, что лишь очень немногие путники решаются в одиночку держать путь через сельскую местность иначе как среди бела дня, и ещё меньше таких, кто отважится в городе выйти на улицу ночью, и менее всего — в Лондоне». Приблизительно в то же время Фортескью пишет о храбрости английских преступников, усматривая в этом повод для патриотической похвальбы: «В Англии много раз бывало, что трое или четверо грабителей, побуждаемые бедностью, нападали на шестерых или семерых человек и обирали их всех. Но никогда не случалось, чтобы во Франции шестеро или семеро грабителей отважились напасть на троих или четверых человек. Посему французов крайне редко вешают за разбой, ибо у них недостаёт смелости на такое злодеяние. В Англии же в один год было отправлено на виселицу за грабёжи и убийства больше, чем повесили за те же преступления во Франции в течение семи лет. В Шотландии за целых семь лет не был повешен за разбой ни один человек, хотя там многих вздёрнули за воровство и кражу имущества в отсутствие хозяина. Однако их смелости не хватило на то, чтобы посягнуть на чужое добро в присутствии владельца, когда тот мог оказать сопротивление, — каковое преступление именуется разбоем. Но англичане по части храбрости — люди совсем другого сорта. Потому как, если англичанин беден и видит, что кто-то другой владеет богатством, которое у него можно отнять силой, англичанин не станет колебаться».

Средние века были эпохой торжествующего насилия, и могущественные лорды подавали самый дурной пример простому люду. Не говоря уже о полной анархии времён короля Стефана, когда не было человека, который не поднял бы руку на своего соседа, и времен гражданской войны между партиями Йорков и Ланкастеров, расколовшей всю знать королевства на два противоборствующих лагеря, на протяжении всей истории средневековой Англии мы видим непрекращающиеся междоусобные столкновения. В конце царствования Генриха III эрл Суррей разорил земли, принадлежавшие сэру Роберту Эгильону, и нанёс потери его людям; даже при Эдуарде I эрлы Херефорд и Глостер практически находились в состоянии войны друг с другом, за что этот суровый король заставил их дорого заплатить; поэтому вовсе не удивительно, что при безвольном преемнике Эдуарда огонь междоусобных войн полыхал в Ланкашире и по всей стране. Век спустя в «Пасторских посланиях», рисующих нам живую картину английских нравов XV века, можно прочесть, как норфолкские землевладельцы вооружали своих слуг и штурмовали замки друг друга. Даже духовенство втягивалось в военные стычки, и бывало, что служители культа захватывали спорную церковь и оборонялись в ней, как в крепости, отбивая атаки противоборствующей стороны. В Оксфорде и Кембридже студенты с юга и севера страны сходились в ожесточённых схватках друг с другом или объединялись, чтобы драться с горожанами. Представителей закона попросту игнорировали, хотя, стоит заметить, не всегда безнаказанно. История о том, как своенравный юный принц Хэл (будущий Генрих V) оскорбил главного судью Гаскони и был по его приказу тотчас же заключён в тюрьму, известна всем (пусть даже не всё в ней правда); первый принц Уэльский за оскорбление судьи был изгнан из суда своим отцом, Эдуардом I, этот же король заставил Вильгельма де Браоза принести публичное покаяние за такой же проступок и наложил крупный штраф на эрла Джона Уоренна, чьи слуги нанесли смертельные раны Алану ла Зуш во время судебного разбирательства в Вестминстер-Холле по поводу тяжбы между ним и эрлом. Другим должностным лицам, которые в отличие от судей, не могли рассчитывать на прямое заступничество короля, приходилось гораздо хуже: несчастные помощники шерифов и бальифов, обязанные доставлять судебные предписания вспыльчивым лордам, нередко подвергались нападению и порой их заставляли проглотить привезённые бумаги.