Збигнев Залуский - Сорок четвертый

Другая тема:

«Обстановка:Ратуша и магистрат захвачены ППР.

Учебное задание:Сломить сопротивление, интернировать персонал» {197} 197 Цит. по: Władysław Machejek: „Mała wojna w Polsce południowej”, Kraków, 1962, s. 7—9. .

Несколько лет назад в группе бывших солдат одного из отборных отрядов Армии Крайовой, прославившегося необыкновенным мужеством в борьбе и необыкновенными потерями, в группе, состоявшей из двух доцентов, доктора, инженера и журналиста, был поднят вопрос: а что было бы, если бы война закончилась 20 июля 1944 года, если бы победил «Лондон». Кто-то из присутствующих грустно усмехнулся: «Ну что ж, не погибло бы столько коллег. И мы избежали бы многих, правду говоря, незаслуженных унижений и страданий. А сегодня мы, наверное, были бы… полицейскими чинами. В течение первых лет было бы столько работы, что нам не удалось бы даже подумать о себе, о будущем, об учебе».

События пошли иначе, не избавив Польшу от жертв и крови, а людей — от страданий и драм, однако, несмотря ни на что и вопреки всему, сохранив для страны и для людей широкую перспективу, право на будущее.

Подпоручник Павел Сольский, инструктор политического отдела 1-й танковой бригады имени Героев Вестерплятте, записывал в своем дневнике по горячим следам событий:

«25 июля. Утром въезжаем в Люблин, это сплошной триумфальный марш. Наш путь буквально устлан цветами. Люди кричат, аплодируют, машут руками, выносят нам молоко, вишни, папиросы, конфеты… Какая-то женщина доходит просто до экстаза: ломает целые ветки с вишнями и бросает на танки…

26 июля. После обеда опять был в городе. Господствует полная анархия. Сторонники Соснковского организовали корпус безопасности и маршируют с винтовками. На улицах их много, гораздо больше, чем бойцов Армии Людовой. Делегат «лондонского» правительства взял власть и отдал свои распоряжения населению. Военный комендант — советский, но население дезориентировано».

27 июля записи начинаются рассказом о похоронах жертв фашистского террора в Люблинском замке (фашистской тюрьме в городе):

«Похоронную церемонию проводит ксендз, потом он произносит проповедь, в которой призывает к сплочению вокруг эмигрантского правительства. Он говорит: «Польша будет большой, больше, чем была». От моря до моря, что ли? Неужели эти пять лет ничему не научили? Выступает делегат правительства Речи Посполитой, призывает к верности «лондонскому» правительству. Потом — генерал Берлинг. Потом — представители Крайовой Рады Народовой и Армии Людовой. Одним словом, у могилы состоялся митинг. Когда мы давали прощальный залп из автоматов, вся толпа начала стрелять. При желании можно было убить кого угодно, и даже не было бы известно, откуда раздались выстрелы.

28 июля. Положение в городе тяжелое. Реакционные элементы бесчинствуют. Следует признать, что в организационном отношении они подготовлены лучше, чем КРН. Пока тон задают они… Бывает, что срывают воззвания КРН, делают подписи вроде «долой большевистских агентов». Одним словом, доброе старое время… Наши власти пока проявляют мало активности.

На обратном пути встречаю роту наших танков, которая размещается рядом со зданием Крайовой Рады Народовой. Демонстрация силы. Впервые аргумент силы на нашей стороне.

30 июля. Якубовце. Середняцкая деревня. Перед домом старосты висит распоряжение делегата правительства. На собрании присутствует элита. Пан профессор, пан директор школы, пан староста и другие. И это собрание проходит без большого энтузиазма. Между нами выкопан ров, которого, вообще говоря, не должно быть.

Один из участников отводит меня в сторону. «Не верьте им, это эндеки. Скажите лучше, что делать с отрядом Батальонов хлопских, который не объединился с Армией Крайовой». Я советую им организовать власть.

31 июля. Лыса-Гура под Пулавами. Бедняцкая деревня. Настроение превосходное. Здесь было царство БХ и ППР. Крестьяне только и ждут, чтобы взять землю, леса и так далее. Они очень довольны переменами. Они ожидали нас вдвойне: в национальном и в социальном смыслах».

Далее дневник солдата и политического деятеля содержит вперемешку заметки о деревенских собраниях и о боях на недалеком фронте, фамилии членов крестьянских и батрацких комитетов, выбранных при участии солдат бригады, а также фамилии польских танкистов, убитых и раненных над Вислой.

В 1-м танковом полку под Студзянками не знали, что в гражданской войне уже пролилась кровь. 27 июля Польский комитет национального освобождения (ПКНО) создал первый уездный инспекторат просвещения в Хелме. 30 июля инспектором был назначен беспартийный учитель Ян Низиньский. 31 июля Низиньский был убит {198} 198 Józef Jakubowski: „Odbudowa i reforma szkolnictwa polskiego w pierwszych latach po wyzwoleniu”. В кн.: „Z dziejów Polski Ludowej”, Warszawa, 1966, s. 211. . По восточной Люблинщине прокатились тревожные вести о концентрации отрядов АК в Боньче, в имении графа Потоцкого, и о планах захвата Хелма и свержения ПКНО {199} 199 Krystyna Kersten: „PKWN”, Lublin, 1965, s. 31, 92. .

И еще одна заметка подпоручника Сольского:

«6 августа. Известия из Люблина неплохие. Порядок устанавливается, хотя общественность города проявляет сдержанность. Для поддержания порядка из деревень подходят Батальоны хлопские» {200} 200 Дневник Павла Сольского, рукопись, фрагменты опубликованы в журнале „Wojsko Ludowe”, nr 7/1962. .

Польская революция не упала с неба. Не гномы совершили ее. Искра ее тлела в течение всей войны. Она вспыхнула пламенем в 1943 году, она порождала напряженную атмосферу на митинге, посвященном памяти погибших в Люблинском замке, она свершилась в решающие месяцы осени 1944 года.

Колорит революции.Октябрьская революция всегда видится нам в отблесках зарева над Петропавловской крепостью, в яркой вспышке исторического выстрела «Авроры», в топоте рабочих, крестьян и солдат, бегущих по мраморным лестницам Зимнего, в жалобном треске под натиском толпы ворот бывшего царского дворца, ставшего резиденцией Временного правительства Российской буржуазной республики. Русский Октябрь — это всегда памятный, по Маяковскому, бас матроса: «Которые тут временные? Слазь! Кончилось ваше время». Это многотысячные митинги и пламенные ораторы, толпы вооруженных штатских и солдат, охваченных энтузиазмом, лес красных знамен и транспарантов «Вся власть Советам!», «Долой контрреволюцию!», «Долой мировую буржуазию!», это пение «Интернационала»: «Весь мир насилья мы разрушим…»

Таким видится нашему взору тот исторический советский Октябрь — 25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года.

Польская революция не имеет своих Зимнего, «Авроры», большевистской железной гвардии в матросских бушлатах, многотысячных митингов, демонстраций, взрывов энтузиазма. Польская революция, по правде говоря, не имеет даже своей даты. Создание КРН? Но ведь это лишь самое начало. Страна все еще находится под властью захватчиков, а нация — под духовной властью действующего в эмиграции буржуазного правительства и его органов в стране. Еще предстоит бороться и за материальную власть, и за власть над душами. Тогда, значит, создание ПКНО? Но Хелм и Люблин — это не Петроград, не Москва, а здание на улице Спокойной — не ленинский Смольный. Народная власть на четвертой части территории Польши — это еще как бы периферийное явление, и не только в отношении оккупантов. Ведь в Варшаве действует буржуазный подпольный совет министров во главе с вице-премьером «лондонского» правительства, по всей стране действует сильная, хотя и подпольная, организация, подчиненная этому правительству, которое пользуется международным признанием и если не полной поддержкой, то благожелательной лояльностью значительной части общества. Так когда же, собственно говоря, в Польше пали твердыни старого порядка, где искать наш выстрел «Авроры», возвестивший начало новой эры? Может быть, в салюте Победы 9 мая? Или в день ликвидации эмигрантского правительства и создания правительства национального единства с участием, между прочим, деятелей оттуда — группы Миколайчика? Или же, может быть, лишь в январских выборах 1947 года и в конституировании правительства без буржуазии и помещиков, в дни амнистии, окончательного распада реакционного подполья — более чем своеобразной польской «белой армии»? Эта дата действительно очень важна. Она завершает процесс упрочения народной власти в Польше, следовательно, она определяет конец бурного периода польской революции. А начало?