Кэтрин Пикеринг Антонова - Господа Чихачёвы [litres]

Большая часть предметов рукоделия Натальи изготавливалась в редкие моменты досуга, обычно по вечерам, когда Андрей читал семье вслух, однако эти занятия нельзя назвать досужим развлечением, поскольку речь никогда не шла о всего лишь декоративной работе [321] О превращении вязания у английского и американского среднего класса из необходимой в хозяйстве работы в изготовление декоративных предметов, которым занимались на досуге и которое было символом статуса, см.: Rutt R. A History of Hand Knitting. Loveland, CO: Interweave Press, 1987; MacDonald A. L. No Idle Hands: The Social History of American Knitting. N. Y.: Ballantine, 1988. . Наталья шила, плела кружева или вязала. Кроме того, каждый год она надзирала за изготовлением льняного полотна, прядением и тканьем шерсти. Иногда она пряла сама, но чаще следила за тем, как прядут и ткут крепостные. Хотя Наталья и лично шила большое количество предметов одежды для семьи, а также временами платки и рубашки для крепостных, скорее всего, сама она лишь наблюдала за раскроем, следя за тем, чтобы ткань не была потрачена зря, а затем раздавала более простые задачи по шитью «бабам» и «девкам», работавшим в доме. Ткали в особом флигеле, где трудился главный ткач, которому помогали другие мужчины и женщины. Хлопковую ткань, а временами и более изысканные материи или готовое платье покупали: иногда, в очень особых случаях, в Москве [322]. Одна из дневниковых записей свидетельствует, что Наталья занималась вязанием чулок, когда подолгу наблюдала за работами на полях или в хозяйственных помещениях; это необходимое, но монотонное занятие ежегодно позволяло ей связать множество этих крайне необходимых для ежедневного потребления вещей («Я весь день пробыла в поле. Бабы нажали 2000 снопов. Завязала чулочик и навязала до носочка, колосков набрали более 2-х четверик») [323].

Учитывая, как часто Наталья упоминает «вязание чулок», складывается впечатление, что она полностью обеспечивала ими свою семью. Кружева, которые она плела, украшали ее одежду и наряды ее дочери, а излишки раздавались друзьям. В 1835 году она однажды упомянула о продаже чулок на рынке: «Продал медник в Шуе 3 пары маленьких чулок моей работы за 2 рубля 60 копеек» [324] ГАИО. Ф. 107. Оп. 1. Д. 63. Л. 158 об. . Слова «моей работы» использовались редко и касались именно ее рукоделия: они свидетельствуют о чувстве гордости за то, что оно пользовалось спросом. Напротив, когда Наталья писала о менее примечательных делах, она обычно опускала местоимения и использовала пассивный залог с окончанием среднего рода, отмечая просто, что нечто «было сделано» – неважно, кем именно. В других случаях, когда она упоминает, что выполнила работу, которой обычно не занималась, то опять-таки подчеркивает это, говоря: «…фартук сама ей сшила [крестьянской девочке]» [325]. В другом случае она пишет: «…плела кружево, читала книгу, помочила огурцы, писала к барышням Иконниковым». Здесь Наталья использует, что необычно, местоимение первого лица единственного числа в начале предложения и окончание женского рода единственного числа для глагола «помочила», а также включает вымачивание огурцов перед засолкой в список своих более привычных занятий, подчеркивая тем самым, что она своими руками выполнила эту достаточно черновую работу [326]. Сделанный на этом акцент (притом что основной задачей дневника было ведение заметок лишь для себя) показывает, что она в известной степени гордилась выполненной работой и ей было приятно о ней писать. Если же говорить об Англии того времени, то по документам, составлявшимся в случае кражи собственности, оказывается, что оборот «моей работы» (my own work) был привычен и для английских леди. Вещи, изготовленные лично хозяйкой дома, были источником гордости и гарантией независимости: «Даже в среде высшей аристократии женское рукоделие помогало пометить личные вещи и спасти их из ненасытной утробы усадьбы» [327] Vickery. Behind Closed Doors. Р. 254. . Разница между этим примером и случаем Натальи состоит в том, что английские дамы не стали бы продавать свое рукоделие ради выручки. Наталье же было приятно, если плоды ее трудов пользовались на рынке спросом.

Также Наталья временами использовала первое лицо (обычно множественного числа), когда описывала сельскохозяйственные работы, в которых она почти наверняка на самом деле не принимала участия. Однако местоимение следует отметить, поскольку оно указывает на то, что выполнение таких работ имело для нее личный смысл:

Сегодня высеяли льну 1 четверть, и 6 четвериков; а еще будем сеять четверть, но сегодня очень ветрено: картофелю посажены те же полосы, что и прошлого года; но картофелю пошло на оные вдвое. Полагаем потому что крупнее прошлогоднего ‹…› иду досаживать картофель в саду на левой стороне… [328] ГАИО. Ф. 107. Оп. 1. Д. 58. Л. 124 об. – 125.

Слово «полагаем» в этой записи указывает на то, что Наталья обсуждала виды на урожай с занимавшимися его уборкой крепостными, и ее дневники подтверждают, что крестьяне ежедневно рассказывали ей о разнообразных делах. Иными словами, она работала в тесном сотрудничестве практически со всеми жителями Дорожаево и Бордуков, как с мужиками, работавшими на полях, так и с «девками», шившими в доме. В предложении, завершающем только что процитированный фрагмент дневниковой записи, используется местоимение первого лица единственного числа, что говорит не о том, что она и в самом деле собиралась сама сажать картошку, но, скорее, что на ее плечи ложилась задача спланировать будущие посадки: хотя крепостным предстояло копать, решения (от которых зависели запасы картофеля в усадьбе в будущем году) в конечном счете принимала она, и только она. Этому можно противопоставить дома английской знати, где считалось, что леди будет слишком сложно должным образом управлять домашними слугами-мужчинами, из‐за чего прислугу предпочитали набирать из одних только женщин [329] Tosh. A Man’s Place. Р. 20. .

Женщины благородного сословия в России и Западной Европе контролировали кладовую (кухонные и продуктовые запасы) по меньшей мере с раннего Нового времени, так что неудивительно, что Наталья регулярно совещалась с поваром и (даже еще чаще) инспектировала запасы разнообразной снеди [330] Pouncy C. The «Domostroi»: Rules for Russian Households in the Time of Ivan the Terrible. Ithaca, NY: Cornell University Press, 1994. См. также: Smith. Recipes; Goldstein D. Domestic Porkbarreling in Nineteenth-Century Russia, or Who Holds the Keys to the Larder? // Russia, Women, Culture / Ed. H. Goscilo, B. Holmgren. Bloomington: Indiana University Press, 1996. . Приготовление пищи чаще всего являлось прерогативой повара, хотя Наталья вместе с несколькими помощницами каждое лето закрывалась на кухне, чтобы сварить свое особое варенье (скорее всего, из малины и меда, как она писала 24 июля 1837 года) [331]. В остальное время она лишь изредка отмечала, что «хлопотала с поваром», скорее всего, это означает, что она отдавала указания относительно блюд – дело особенно важное в преддверии визита гостей [332].