Адель Алексеева - Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории

Не только в столицах – в маленьких городках тоже нарастало брожение. Близкая родственница Шереметевых Татьяна Аксакова-Сиверс жила в Козельске, и вот что она писала о 1917 годе:

«…Период между февральской и октябрьской революциями представляется мне какой-то грандиозной неразберихой, причем никто (во всяком случае в моем окружении) не давал себе отчета в грандиозности совершающихся сдвигов.

С весны стало ясно, что кн. Львов не справляется с ролью главы Временного правительства, демагогия Керенского была противна, выступления „бабушки русской революции“ Брешко-Брешковской – смешны.

Летнее наступление по всему фронту стоило больших жертв и не принесло положительных результатов. В Козельске периодически появлялись какие-то прапорщики, именовавшие себя „эмиссарами Временного правительства“. Они много говорили о войне до победного конца, но уклонялись от ответов на вопросы о правах и обязанностях граждан внутри страны».

В феврале 1917 года в Козельске и подобных городах заговорили о «варфоломеевской ночи», мол, все дворяне и буржуи будут уничтожены.

Революционная волна нарастала, дворянские усадьбы стали все больше привлекать внимание «комиссаров». Повсюду царило нервное напряжение. Однако летом еще собирали урожай, готовились к зиме.

Бывших помещиков, управляющих вызывали на собрания, посвященные отчуждению земли. Крестьяне были настроены выжидательно.

О если бы все шло к успокоению, как писал Пушкин! Увы! Скоро в Петербурге всем будет править толпа, а это… Граф по-прежнему по ночам решил, что делать, как быть, куда направить разросшуюся семью… Людская глупость бесконечна, людская злоба, классовая ненависть к буржуям, значит и к Шереметевым, бескрайна (но разве граф Николай Петрович не преодолел этой классовой ненависти и не сделал крестьянку графиней?). Если бы люди были чуть разумнее, все можно было бы сделать мирно.

Нет, спасение надо искать в Москве, в старом шереметевском доме, который закладывал, по семейному преданию, сам Петр I и где справили свадебку Граф и Соловушка… Ехать, ехать в Москву, на Воздвиженку!..

Аксакова-Сиверс тоже переселилась в Москву, и она вспоминала о тех днях:

«…Все стало крайне напряженным. Очень страшен был приказ, по которому все находившиеся в Москве офицеры должны были собраться в манеже Алексеевского военного училища в Лефортове. Шли туда, как на смерть, но, вопреки ожиданиям, вышли живыми, проведя четыре дня под надзором латышей и китайцев.

Охваченная паникой буржуазия устремилась на Украину в надежде уехать оттуда за границу. Проходя по Рождественскому бульвару, я видела длинные очереди людей, ходатайствующих о разрешении на выезд – кому и на каких основаниях эти разрешения выдавались, я не знаю. Вместе с тем в старинных дворянских семьях были люди, считавшие, что неблагородно „бежать с тонущего корабля“, что надо умирать на родной земле».

Одним из таких людей оказался граф Шереметев – как же иначе? Он не мыслил, что все это надолго. Родина Россия всегда для них была землей обетованной.

Бурно встречали Ленина, неуемного Ленина на Финляндском вокзале. Высоким истеричным, но уверенным голосом произносил он страшные слова о том, что это лишь начало революции. Она должна перейти на новый этап – в социалистическую революцию…

Царская семья, кажется, уже была взаперти в Царском селе…

И граф наконец решился: немедленно ехать в Москву! Всем спешно собираться, укладываться и быть готовыми через три дня.

Поклаж – целые телеги… Добро, нажитое предками в течение не одного века, заработанное кровью, – оставить. Брать только самое необходимое. Последней каплей, переполнившей чашу терпения графа, была сцена, которую ему пришлось наблюдать. Какой-то негодяй выхватил у встречного прямо из кармана портсигар и крикнул: «Было ваше – стало наше!» И убежал.

…И снова графом овладевали мысли: что станет с Россией. Для России самое важное – в чьих руках находятся Устав и Законы. В одних руках они могут быть палкой, а в других – «волшебной тростью музыканта-дирижера»: «Высмотреть подобного человека и есть задача государства или задача лица, держащего большое или малое кормило в государственном корабле».

С. Д. Шереметев держал малое кормило и свято верил в великое предназначение страны. В его вотчинах вводились новые, передовые методы хозяйствования, он умел находить умных, знающих управляющих. Когда начался промышленный подъем в стране, взялся за развитие ткацкого дела в Иванове и его окрестностях. Занимался развитием церковно-приходских школ.

Переписка, дневники, распоряжения, рукописи графа занимают десятки полок в Государственном архиве древних актов. Откроем один том, за 1912 год, наугад, и вот что мы там обнаружим: – Телеграмма от министра Дурново: «Прошу прибыть в Петербург. В первых числах июня будет решаться вопрос о всеобщем обучении в начальных училищах, с коими связана судьба церковных школ». – Истинный хозяин, любивший землю, ее флору и фауну, он устраивал выставки различных пород домашних животных и птиц в Серпуховском уезде. Как тут не вспомнить его опасения по поводу космополитизма (его мы теперь называем глобализацией) – и как болела его душа, что всеобщий характер, уравниловка, механизация производства превратят разнообразное, веселое племя, к примеру, кур в фабрику белых, как алебастр, птиц, и весь мир наполнится этим пугающим однообразием.

Сколько писем написал он о сельскохозяйственном производстве, о создании культурного сельскохозяйственного центра, где население могло бы черпать племенной материал, изучать технику земледелия. Интересно, что на первое место Сергей Дмитриевич ставил человека: «Этим упорядочилось бы положение человека и тем самым всего общества». – В архивных документах содержится отчет о выставке домашних животных и птиц в Серпуховском уезде. Один перечень «принимавших участие в выставке» заставляет нас сегодня напрягать память, чтобы вспомнить, что это за птицы и домашние животные: черно-огненный кролик, морские свинки, цесарки, гуси холмогорские, павлины, фазаны… Проводятся конкурсы певчих птиц, домашних коз, а также продажа шкурок ангорских кроликов.

Выставка эта была по счету уже двадцать шестой! И не парадная, а действительно служащая обмену опытом. Это была и торговля и игра. Игра со всеми ее конкурсами канареек и пр., с наградами, торжествами, музыкой – и живое общение.