Адель Алексеева - Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории

Время шло. Мороз изукрасил окна узорами, а гостей все не было. Наташа прислушивалась: не звенят ли колокольцы, не слышится ли храп лошадей? Не хлопнули ворота? Но – тихо.

Небо стало темно-васильковым, свечи на окнах – будто желтые цветки. Серебряные подсвечники синими огнями отражались и меркли в высоких зеркалах в простенках… Часы бьют девять раз: «Бом-м, бом-м…» Но и в этот час никто не возвестил о приезде гостей.

Зазвонили в последний раз колокола.

Настала ночь, тревожная и тягостная… Только не стукнул никто в ворота…

В полночь явился посыльный с цидулькой от Ивана Алексеевича: мол, так и так, государю нездоровится, не ждите… – Наталья, еду, какая портится, прикажи раздать дворовым, – сурово говорит Марья Ивановна, – а прочую назад, в ледники… – Да Бог с ней, с едой-то!.. А ежели что худое с государем приключилось?

Бабушка не утешила, не разуверила, сухо заметив: – Ежели мор – за грехи он в наказание нам дается… А ты береги себя да молись. Вот и весь мой сказ!

Утром Наталья бросилась в домовую церковь Знамения. Там в любимом местечке упала на колени пред образом Казанской Божьей Матери. – Господи, Ты можешь всё! Убереги государя нашего от напасти!.. Не пожил еще, не порадовался милостивец наш!.. Сколько раз наставлял Ты нас, Господи, на путь истинный, давал силы, когда сникал подавленный разум, просвети ж и теперь, пошли отблеск лучей Твоих…

Миновал день – от Ивана Алексеевича ни весточки. По Москве уже поползли слухи о болезни царя. Из разных концов приходили сведения о больных то ли черной оспой, то ли холерой. Дома помечали черной краской: сюда не суйся! Носили горящие поленья, держали зажженными смоляные бочки, окуривали ворота и двери горящей серой…

И поползли слухи разные, какие рождаются в черное время, один слух парализовал всех: будто ночью водили по Москве черного слона из Персии, от него-то и пошла та зараза неведомая…

В жару лежал император, лекари от него не отходили. Не отходил и князь Долгорукий – отчаяние его было безгранично. Ему говорили: «Уйди, не играй с огнем, заразишься…» – но он не слушал. Сам прикладывал холод, поил Петра морсом, протирал тело уксусом… Рядом неотступно находился советник, граф Андрей Иванович Остерман.

Тело больного юноши-императора покрылось красными пятнами. Они мучительно чесались, не давали ему спать, потом стали темнеть и превращаться в язвы. Даже язык его был изъязвлен, и вид Петра мог отпугнуть любого, кто ни взглянет, но только не преданного Ивана Долгорукого.

Через десять дней ждали кризиса. Кризис наступил, и государю как будто полегчало.

В домах гадали на царя: Наталья с Дуняшей – тоже. Налили в тарелку воду, поставили свечу, и капающий воск образовал в воде странную фигуру: большая голова, на ней – корона, рядом – телега, похожая на катафалк… Ой, как страшно-то!

Известно, беда не приходит одна, лепятся к ней другие напасти, и в шереметевском доме их уж не перечесть: болезнь государя, сломал ногу дядя Владимир Петрович, у бабушки участились приступы удушья (она теперь даже спала сидя). Но и этого мало: проснувшись как-то поутру, Наташа направилась в комнату брата, но на пороге ее остановила служанка: «Нельзя!.. Черная оспа! Велено не пускать!» В доме воцарилась пугающая тишина…

А через девять дней из Лефортовского дворца пришло известие: государь в агонии. Фаворит его – в нервной горячке. Да, было такое свойство у князя Долгорукого – в тяжелую минуту лишаться ума-памяти, отчаиваться и плакать, теряя последние капли бодрости (это свойство и приведет его к будущим бедам). И еще: не понимал он в такие минуты, что вокруг происходит.

А события вокруг происходили необычайные…

Тут автор обязан капитулировать перед вымыслом, ибо не поднимется рука дорисовывать сцены, разыгравшиеся в царском дворце в момент смерти императора. Да и вправе ли он заставлять говорить и действовать своих героев по своему разумению в столь ответственный момент? К тому же история не сохранила добросовестных свидетелей, а действующие лица в правдивых показаниях заинтересованы не были.

Ясно только одно: в одной из комнат собрались Долгорукие, и там шел спор о помолвленной, но не обрученной невесте государя Екатерине Долгорукой… Имеет ли она право на престол, ежели преставится Петр II? Как сделать ее законной царицей? Такой мыслью был одержим Алексей Григорьевич. И он бросил на кон последнюю карту: составить завещание от имени умирающего царя в ее пользу. Царь в агонии, подписать не может? Но ведь он еще жив! Иван не раз подписывал бумаги «под руку государеву», царь доверял ему!.. И цесаревна Елизавета подписала завещание вместо больной матери… Князь Иван сидел подле государя, лишь изредка отлучаясь из царской опочивальни, он смотрел на родичей своих помутившимся взором, в полубеспамятстве слушал их увещевания о том, что должен поставить пять букв на одном экземпляре завещания – «П-е-т-р-ъ», а второй дать подписать государю…

В Крещенье, в самый день назначенной свадьбы несчастный юный император Петр II скончался.

Более месяца лежал он в холодной комнате, прежде чем предали его земле. Траурная процессия двинулась из Лефортова к Кремлю. Лошади, покрытые черными епанчами, везли катафалк, на нем – гроб, богато украшенный… Офицеры Преображенского, Семеновского полков… Сановники, вельможи, генералы, иностранные посланники… За именитыми гостями, приехавшими со всех концов, – простой люд московский, полный искренней печали и недоумения…

Траурная процессия приближалась к Никольской. В шереметевском доме все прильнули к окнам. Петр Борисович хворал, но и он подсел к окну. Наталья в комнате у бабушки замерла на подоконнике: увидит ли она суженого своего – Ивана Алексеевича?

Идут! Едут!.. Черкасский, Остерман, Юсупов, Голицыны… Цесаревна Елизавета… Иван Алексеевич – вот он! Не узнать: плечи опущены, лицо черное. «Взгляни сюда, друг сердешный!» – молит Наталья. И, словно услыхав ее зов, Долгорукий поднял голову, глаза их встретились всего на миг, но как много они сказали друг другу!

Процессия шествует далее, в Кремль.

Там, в Архангельском соборе, с правой стороны, в третьем ряду приготовлено место для последнего потомка Петра Великого по мужской линии, его внука Петра Алексеевича.

…Взошедшая на русский престол племянница Петра I, герцогиня Курляндская Анна Иоанновна немедля, по совету фаворита своего Бирона, учинила розыск. Князья Долгорукие ее ругают? У князя Ивана видали царский кинжал?.. Размечтались посадить на трон царскую невесту Катерину? Не бывать этому! Подпись царскую подделали!.. Ну, ждите расправы. И Остерману хитрому не поздоровится.

Варя Черкасская, девушка своевольная, ничего не боится – с порога начала речь, полную негодования: