Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 2: Рим / После Рима

3. Шваб, узнав условие,
молвил, не колеблясь:
«Шел однажды с луком
один я на охоту;
И, разя за зверем зверя,
Поразил стрелой и зайца,
Брюхо выпотрошил, шкуру
Снял и голову отрезал.
Только зайца голову
За уши я поднял —
Вылились из уха
С полсотни ведер меду,
Из другого же из уха
Ровно столько же гороху.
Распластал я шкуру зайца,
Закатал туда добычу,
А под хвостиком зайчачьим
Вдруг нашел письмо царево,

4. В котором ты в рабство мне отдался!»
«Лжешь! – крикнул царь, – и лжет твоя находка!»
Вот так-то шваб, л овкой этой ложью
Поддев царя, стал царевым зятем.

1. Уча деянья отчие,
Прочел смешную притчу я;
Ее я вам поведаю
Стихами так, как следует.

2. Жил-был в далеком времени
Мних, Иоанн по имени;
Он росту был невзрачного,
Но нрава непорочного.

3. Сказал он другу ближнему,
С которым жил он в хижине:
«Хочу, как божий ангел, жить —
Не есть, не пить и наг ходить!»

4. «Одумайся, – ответил друг, —
И не берись за дело вдруг —
Не то, боюсь, раскаешься
И сам потом измаешься».

5. А Иоанн: «Для робких нет
Ни поражений, ни побед!»
Сказал и, голоден и наг,
Пустыни в глубь направил шаг.

6. Семь дней тоску голодную
Питал он пищей скудною,
Но тщетны все усилия —
И вновь бредет он в келию.

7. Его товарищ в келье той
Сидит за дверью замкнутой;
И гость изнемогающий
«Открой!» – зовет товарища.

8. «Я Иоанн, твой верный брат,
Пришел, увы, к тебе назад:
Под прежний кров меня впусти,
Не откажи мне в милости».

9. А тот, не открывая дверь:
«Мой брат средь ангелов теперь,
Он в небе обретается,
Он в крове не нуждается».

10. Всю ночь под дверью пролежав,
Всю ночь от стужи продрожав,
За казнью добровольною
Он принял казнь невольную.

11. Лишь поутру подвижнику
Открыла двери хижинка;
Попреки друга слушая,
Он мыслит лишь о кушанье;

12. Благодарит раскаянно
И бога, и хозяина
И к очагу становится,
Где уж еда готовится.

13. Вот так-то понял Иоанн —
Удел ему от бога дан
Не ангела небесного,
А мужа благочестного.

1. Зефиры веют нежные,
Восходит солнце теплое,
Земля раскрыла грудь свою
И дышит вешней сладостью.

2. Одета багряницею,
Весна идет царицею,
Луга цветами сеяны,
Леса листвою зелены.

3. Повсюду птицы гнезда вьют,
А звери норы делают,
И сквозь листву древесную
Несется песнь чудесная.

4. Все вижу я, все слышу я,
Но, ах, полна душа моя
Не радостью живительной,
А горестью томительной.

5. Сижу я здесь совсем одна,
От мыслей тягостных бледна,
Ни света нет очам моим,
Ни пенья нет ушам моим.

6. Весна всемилосердная,
Услышь и пожалей меня —
Среди цветов, листов и трав
Моя душа скорбит, устав.

Нет тебе равного, Рим; хотя ты почти и разрушен —
Но о величье былом ты и в разрухе гласишь.
Долгие годы твою низринули спесь, и твердыни
Цезаря, храмы богов ныне в болоте лежат.
Рухнула мощь, эта мощь, приводившая некогда в трепет
Грозный Аракс, что теперь горько о ней же скорбит.
Рим мечами царей, неусыпной заботой сената,
Волею вышних богов мира владыкою был;
Рим, над коим мечтал быть Цезарь единым владыкой,
10Властолюбиво поправ дружбу и узы родства;
Рим, усилясь втройне, вражду, преступления, дружбу
Завоевал и пресек и, одаряя, обрел;
Рим, создаваясь, храним был твердо заботами знати,
Силой соседей своих, морем и местом своим.
Дерево, и мастера, и деньги с севера, с юга
Шли, и служило стеной самое место ему.
Щедрыми были к нему и вожди, и счастливые судьбы,
Каждый художник, весь мир Риму дары свои нес.
Град сокрушился, но в честь ему и великую славу
20Только одно я хочу вымолвить: это был Рим!
Но ни годов череда, ни меч, ни пламя пожара
Не были в силах дотла славу его сокрушить.
Рим стараньем людей воздвигнут был столь величаво,
Что и старанье богов не сокрушило его.
Мрамор опять собери, и богатства милостью вышней
Нового пусть мастера будут стараться достичь.
Но не удастся создать никогда им подобной твердыни,
Даже развалин ее не восстановят они.
Столько осталось еще и рухнуло столько такого,
30Что не сравнимо ни с чем и не воскреснет опять.
Здесь даже боги богов изваяниям сами дивятся
И походить на свои изображенья хотят.
Не в состоянье была дать богам такой облик природа,
В коем их дал человек на удивление всем.
Лики живые у них и, взирая на них, почитают
Дело художника здесь больше, чем их божество.
Город счастливый, когда б у него были власти другие
И не стыдились познать истину веры они!

В оное время, когда молился я идолам ложным,
То возвышали меня стены, мечи и мужи.
Ныне, когда я отверг алтари, суеверья, кумиры,
Властен один надо мной правый и истинный бог:
Рухнули стены твердынь, во прахе дворцы богатеев,
Рабствует низкий народ, и вырождается знать.
Стерто все, что прошло, нет памяти в Риме о Риме,
Сам я себя позабыл в этом упадке моем.
Но пораженье мое для меня драгоценней победы —
10 Пав, я славней, чем гордец, нищий, богаче, чем Крез.
Больше дала мне хоругвь, чем орлы, апостол, чем Цезарь,
И безоружный народ – чем победительный вождь.
Властвовал я, процветая, телами земных человеков, —
Ныне, поверженный в прах, душами властвую их.
Я подавляю не чернь, а черные адовы силы,
Не на земле – в небесах ныне держава моя.
Да не обманет меня обманчивый призрак величья —
Это не Цезаря дар и не добыча меча:
Сила иссякла в мечах, высокая слава сената
20 Стихла, во прахе лежат храмы, театры молчат,
Форум безлюден и пуст, законы безгласны, заслуги
Праздны, без власти – народ, и без земли – селянин.
Стойкий боец, суровый судья и чернь площадная
Ищет, хочет и ждет праздности, денег, ярма.
Все ничтожны – затем, чтоб надежды на них не питали
Люди: надежда одна людям – святыня креста.
Крест обещает иные чертоги, иные почеты,
Крест героям креста высшие царства сулит.
В прахе пред ним короли, пред законом свобода смирилась,
30 Стал венценосец рабом – царствуя, рабствовать рад.
Скряга именье раздаст, но станет, раздавши, богаче —
Ибо сторичной лихвой в небе оплатится вклад.
Цезарь ли мощным мечом, или консул разумной заботой,
Или оратор, чья речь и высока, и сильна,
Эту мне долю стяжал? Науки, законы и сила
Землю мне дали во власть; крест даровал небеса.