Владимир Фромер - Ошибка Нострадамуса

Из-за дуэлей военная карьера Толстого снова оказалась под угрозой, но фортуна, на которую он не полагался за карточным столом, вновь оказалась милостивой к нему. Началось с того, что Толстой убил на дуэли капитана Генерального штаба Брунова, вступившегося за честь своей сестры. Толстой неловко пошутил на счет этой девицы, не имея, впрочем, желания ее оскорбить. Но в те времена каждая вполне невинная шутка могла стать поводом для дуэли. Объяснение Толстого не было принято.

Каждая дуэль похожа на зловещий спектакль, начавшись, он должен быть доигран до конца. Толстой и Брунов выстрелили одновременно. Пуля задела волосы Американца у виска, обожгла кожу. Он покачнулся, но остался стоять. Брунов же был убит на месте. Его друг, поручик лейб-егерского полка Александр Нарышкин, сын тайного советника, фаворита самого императора, поклялся за него отомстить.

Прошло несколько дней. Играли в карты у полковника Алексеева. В избе было жарко, и гвардейцы сняли мундиры. Толстой держал банк. Нарышкин, прикупая карту, сказал: «Дай туза». Толстой, засучив рукава и выставив кулаки, произнес с улыбкой: «Изволь». Шутка, конечно, была грубоватая. «Дать туза, оттузить» означало отлупить. Нарышкин вспыхнул и, бросив карты, сказал: «Я дам тебе такого туза — до конца жизни хватит». И вышел. Гвардейцы сделали все, чтобы их помирить. Им даже удалось убедить Толстого написать Нарышкину извинительное письмо, но на все уговоры Нарышкин отвечал: «Брунов ждет его. Пора ему кончить свои штучки». У барьера Нарышкин сказал Толстому:

— Если ты промахнешься, я убью тебя, приставив пистолет к твоему лбу.

— Раз так, то получай, — ответил Толстой и, щеголяя бретерской повадкой, выстрелил навскидку, не целясь. Нарышкин, смертельно раненый в живот, умер через три дня в жутких мучениях.

Две дуэли со смертельным исходом с интервалом всего в несколько дней — это уж явный перебор. Американец был разжалован в рядовые, уволен со службы и отправлен в свое имение в Калуге. Спасла Толстого от прозябания в глуши война с Наполеоном. Друг князя Долгорукова генерал Милорадович добился для него прощения и взял его в свой штаб. Милорадовича называли Баярдом российской армии. О его рыцарстве ходили легенды.

Известно, что XIX век был если и не совсем рыцарским, то вполне вегетарианским. Две армии обычно сходились где-то во чистом поле и колошматили друг друга в свое удовольствие, в то время как мирные обыватели продолжали спокойно заниматься своими делами. Тогда никому и в кошмарном сне не могло привидеться, что следующее столетие окажется кровавой мясорубкой. Какое уж там рыцарство. Коммунисты и нацисты окрыли цепь невиданных в истории злодеяний. Разве можно было в патриархальном XIX веке вообразить истребительные мировые войны, коллективизацию, сталинские чистки, Колыму, Освенцим, газовые камеры? Мир оказался таким, что можно только удивляться, как это он еще не опротивел своему Создателю.

7 сентября 1812 года на Бородинском поле состоялось одно из последних рыцарских сражений в истории. В канун битвы Милорадович, объезжая передовые позиции в сопровождении Федора Толстого и нескольких офицеров, увидел неаполитанского короля Мюрата, находившегося со своими адъютантами на французских аванпостах. Сближаясь понемногу, обе группы всадников съехались.

— Уступите мне вашу позицию, — сказал Мюрат.

— Ваше Величество, — начал Милорадович…

— Я здесь не король, — прервал Мюрат, — а простой генерал, такой же, как вы.

— Хорошо, генерал, — продолжил Милорадович, — буду рад за вас, если вы сумеете отнять ее у меня. У вас славная кавалерия, но думаю, что моя не хуже. Только советую вам не атаковать с левой стороны: там болота.

Милорадович проводил Марата на левое крыло и показал все топкие места. В более поздние времена Милорадовича за подобное рыцарство наверняка бы расстреляли, но тогда это было в порядке вещей.

В «великий день Бородина» Толстой находился в самом эпицентре сражения, на батарее Раевского, прозванной французами «адской пастью». Сражался он отчаянно и был ранен в левую ногу пулею навылет. В дальнейшем участвовал в европейском походе победоносной российской армии, был произведен в полковники и удостоен вожделенного для любого русского офицера ордена Святого Георгия Победоносца 4-й степени.

После войны с Наполеоном Толстой поселился в Москве, в Староконюшенном переулке, изредка наезжая в Петербург. Человек странный и загадочный, герой Отечественной войны, он занял видное место в московском светском обществе. Дамы были от него без ума. Однако в своей жизни он ничего менять не стал. Еще с большим размахом вел карточную игру. Опять пошли дуэли. Все уже знали, что с этим человеком лучше не связываться, ибо поединок с ним равнозначен самоубийству.

Однажды он вел игру с одним господином, и тот сказал ему:

— Граф, вы передергиваете. Я с вами больше не играю!

Федор Иванович спокойно ответил:

— Да, я передергиваю, но не люблю, когда мне на это указывают. Продолжайте играть, или я размозжу вам голову вот этим шандалом.

И перепуганный партнер продолжал играть и проигрывать.

Рассказывают, что какой-то князь задолжал ему по векселю несколько тысяч рублей. Неоднократные письменные напоминания он проигнорировал. Наконец Толстой ему написал: «Если вы к такому-то числу не выплатите долг свой весь сполна, то я не пойду искать правосудия в судебных инстанциях, а отнесусь прямо к лицу вашего сиятельства». Стоит ли говорить, что вексель был немедленно погашен.

Как-то раз шла крупная игра в Английском клубе. Уже под утро все разошлись, и Американец остался один на один с графом Василием Гагариным. Он подвел итог и сказал:

— Вы должны мне 2000 рублей, извольте заплатить.

— Это неправда, — возразил Гагарин. — Вы их записали, но я их не проигрывал.

— Я верю своим записям, а не вашим словам, — ответил Толстой. Он встал, запер дверь и, положив перед собой пистолет, произнес: — Эта штука, между прочим, заряжена, так что заплатить вам все равно придется. Даю на размышление десять минут.

Гагарин откинулся на спинку кресла, смерил Толстого презрительным взглядом, положил на стол часы и бумажник и сказал:

— Вот все мое имущество. За часы ты сможешь получить 500 рублей. В бумажнике 25. Только это тебе и достанется, если меня убьешь. К тому же убийство — не дуэль. Тебе придется заплатить не одну тысячу, чтобы скрыть преступление. Ну, будешь ты в меня стрелять после этого? Даю на размышление десять минут.

— Молодец! — воскликнул Толстой и бросился его обнимать.

С этого дня они стали неразлучны. Однажды Гагарин нашел Толстого, как всегда, в клубе за карточным столом. На Гагарине лица не было.