Алла Краско - Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события

Вероятно, Сворочаев надеялся получить от Меркулова все нужные бумаги и официально начать дело в признании в правах потомственного дворянства братьев Прасковьи Ивановны. Признание их в дворянском достоинстве автоматически означало то же самое для Прасковьи Ивановны. Были заготовлены все необходимые документы: копии отпускных всех братьев Ковалевых, доверенность Сворочаеву от Николая Ковалева на право вести дело о дворянстве (в доверенности он поименован Ковалевским), копия аттестата о его службе, свидетельство о приписке его отца и братьев к купеческому сословию.

Эти документы, сохранившиеся в архиве Фонтанного дома, свидетельствуют о готовящемся прямом подлоге. Вероятно, граф Николай Петрович хорошо понимал это, поэтому и колебался в принятии окончательного решения, о чем свидетельствует письмо Меркулова. Но это был выход, пусть и сомнительный, из того тягостного положения, в котором он находился, не смея официально вступить в брак с любимой им женщиной.

Поиски следов шляхетского происхождения Ковалевых не остались незамеченными среди шереметевских крепостных, особенно приближенных к графу. Архитектор Алексей Федорович Миронов (1745? – после 1807), работавший по поручению графов Шереметевых в Ростове, Останкино, …обратился к графу с просьбой об отпуске его на волю. Он аргументировал свою просьбу тем, что его предки тоже были польскими шляхтичами. По приказу графа Николая Петровича управитель Алексей Агапов произвел «следствие» о предках Миронова в домовом архиве и писал в марте 1802 года: «…Отец его …был в доме поваром, и тогда оная должность не считалась по дому за превосходную и отдавали учиться поверенному самого низкого состояния, следственно чужестранца и не употребили б в ту должность…». Агапов наводил справки также и в государственном архиве старых дел, и там нашли сведения о том, что отец Миронова был «природный крепостной» графа Петра Борисовича. В апреле 1802 года граф писал управителю: «…поручаю тебе ему сказать, чтоб не тревожился о своей свободе, которую он, конечно, будет иметь в том случае, если должен будет остаться после меня, но теперь желаю я и требую, чтобы он послужил мне и употребил себя на мою пользу, есть ли же нужна ему какая резонабельная прибавка в содержании, то я оную готов ему сделать». Есть и другой «польский след» среди шереметевских служащих – на могиле Екатерины Александровой (1748 – 1805), жены управителя Никиты Александрова, надгробная надпись гласила о том, что она происходила «из старинной фамилии смоленских дворян Дедешиных». Напомним, что Смоленск до середины XVII века входил в состав Речи Посполитой. Дедешины, судя по документам домового архива, были крепостными князей Черкасских, принадлежали к крепостной администрации, из семьи Дедешиных была взята нянька к маленькому графу Николаю Петровичу.

Среди неопубликованных записок графа С.Д. Шереметева, внука графини Прасковьи Ивановны, есть работа, озаглавленная «Полоняники». В ней он приводит некоторые доводы в пользу версии о польском происхождении предков крепостных Ковалевых: «…Вопрос о полоняниках еще не исследован… Следует водворение Якуба Полоцкого в имение князя Якова Куденетовича Черкасского Павлово на Оке…» Село Павлово среди других вотчин князей Черкасских перешло в род Шереметевых. Он пишет, что предки Татьяны Шлыковой тоже были «полоняниками литовскими» и тоже были «водворены» в селе Павлове.

Однако случившееся 11 марта 1811 года убийство Павла резко изменило ситуацию, в том числе и планы утвердить в дворянском достоинстве семью Ковалевых. На престол вступил новый император Александр I. Граф Шереметев, как и другие высшие придворные чины прошлого царствования, отошел в тень, но формально оставался на придворной службе. Двор отправился в Москву, где должна была состояться коронация.

В ходе коронационных торжеств, 1 октября 1801 года, император Александр I посетил Останкинский дворец и во время этого визита милостливо отнесся к старому другу своего отца. В обществе были хорошо известны либеральные воззрения молодого царя. И только тогда граф Николай Петрович решился на брак.

6 ноября 1801 года в Москве состоялось венчание графа Шереметева и Прасковьи Ковалевой. Граф Николай Петрович выбрал для этого не свою приходскую церковь Николая Чудотворца у Старого Конюшенного моста, а маленький древний храм Симеона Столпника на Поварской улице. Они жили в те дни неподалеку, в большом каменном доме на Воздвиженке, купленном у зятя, графа Алексея Разумовского, в 1799 году.

Венчание совершалось практически тайно, при участии узкого круга близких людей. «Брачный обыск» – документ, свидетельствующий о том, что препятствий к совершению брака нет, подписали, кроме жениха и невесты, князь Андрей Николаевич Щербатов, Алексей Федорович Малиновский и некто поручик Павел Нарбеков. Татьяна Шлыкова была единственной подругой Прасковьи Ивановны, которая присутствовала при венчании.

Однако брак этот состоялся с благословения московского митрополита Платона.

Через несколько дней, 10 ноября 1801 года, граф Николай Петрович распорядился, чтобы его московский управитель Петр Петров выдал «…покупной… и отданный мной вкладу в церковь Симеона Столпника, что на Поварской, один сосуд, потир, дискос, звезду, лжицу и 2 тарелочки серебряные вызолоченные, с разными каменьями 650 рублей, записав в расход на счет собственной моей суммы».

17 ноября граф отдал распоряжение увеличить содержание, выдаваемое Прасковье Ивановне, на 1500 рублей.

После венчания супруги вернулись в Петербург. Их греховная, с точки зрения церкви, связь была теперь освящена, и, казалось бы, души их должны обрести умиротворение.

Однако совершенный по закону брак добавил новые серьезные проблемы графу и графине.

Очень непростой проблемой оказалось положение родственников Прасковьи Ивановны. Перед Богом и людьми они стали частью графской семьи. Еще живы ее отец, родные братья, семья умершей сестры и многочисленная более дальняя родня – крестьяне нескольких шереметевских вотчин.

В фонде графов Шереметевых в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) хранится рукописный черновик статьи графа С.Д. Шереметева «Бабушка Прасковья Ивановна», помеченный 1900 годом. В этой рукописи, так и оставшейся неопубликованной при жизни автора, он пишет: «…Ей трудно было выносить и другой немалый крест – в лице своей семьи… Ее отец, составивший несчастье ее матери, служил дурным примером для подраставших братьев, и все заботы об их обучении и развитии остались мало вознагражденными… Только сестра упрочила свое положение, выйдя за даровитого музыканта Петра Калмыкова, …смерть ее после родов первого сына была великим горем для сестры…»