Анатолий Адамишин - Белое солнце Анголы

Наконец, вряд ли протокольными были высокие оценки советско-американского сотрудничества со стороны тогдашнего Госсекретаря США Джорджа Шульца. В январе 1989 года он сказал, беседуя с Э. Шеварднадзе: «Если удалось продвинуться по Югу Африки, то я твердо убежден, это стало возможным лишь благодаря нашим совместным усилиям».

В самом деле, многие годы все попытки погасить войну в этом районе не приводили к успеху. Дело пошло на лад, причем стремительно (сравните пессимизм 1986 года и даже 1987 года и достижение уже к декабрю 1988 года договоренности на переговорах, начатых только в мае того же года), когда к этому тяжелому возу были приложены и наши, советские усилия.

Абсолютно точно, что корни урегулирования глубоко уходили в местную почву — ангольскую, намибийскую, южноафриканскую. Здесь возник сам конфликт, здесь созрело и его решение. Но предпосылки могли зреть еще долго, если хотя бы одна из участвующих сторон, а тем более такая, как СССР, выдвинула неприемлемые условия или тормозила бы поиски компромисса. Кто знает, сколько еще времени все это продолжалось бы? Американцы уверены, и не без основания, что противоборствующие стороны вряд ли пришли бы к согласию сами, без американского брокерства. Но какой характер носили бы договоренности, если бы не было советского противовеса? И как долго бы они выдержали испытание временем? Насколько легче было бы США и ЮАР выкрутить руки Анголе и Кубе, если бы за ними не стоял Советский Союз. Мы обеспечили главное — нахождение справедливого баланса интересов. Это именно то, что и позволило договоренностям удержаться.

Не могу сказать, что эта точка зрения, позитивно оценивающая роль Советского Союза, разделяется многими исследователями. Преобладает как раз другое мнение — роль СССР была скорее подсобной. Да, он помог США, но именно американцы сделали главную работу и вполне могли бы обойтись без «Советов», к тому же пришедших к столу урегулирования слишком поздно. Но, спрашивается, разве американцы сразу пришли к выводу, что следует сотрудничать с СССР на Юге Африки? [69] Курт Кэмпбелл, например, утверждает, что Советский Союз, в конце 70-х — начале 80-х годов не допустили к переговорам ни по Родезии, ни по Намибии (Op. cit. Р. 208). У меня, правда, нет полной уверенности, что сами мы так уж рвались к взаимодействию с американцами. Напомню, что когда М. Горбачев в декабре 1987 года заговорил о советско-американском взаимодействии на Юге Африки с Р. Рейганом, тот не откликнулся. И этот «неотклик» повторился еще не раз. Другими словами, даже в период перестройки у американцев не было еще убежденности, что надо работать вместе с СССР. По крайней мере, не у всех американцев.

Есть и такая сторона дела. Утверждается, что мы заплатили высокую цену только за то, что нам якобы позволили подключиться к урегулированию, не остаться в стороне и тем самым сохранить престиж. Упоминаю о подобного рода суждениях, как крайней точке зрения, вряд ли они заслуживают серьезного разбора.

Почему же Советский Союз довольствовался ролью «певца за сценой», не являлся официальным участником переговоров или посредником на них? Хотя прямого приглашения выступить в первом или втором качествах нам не поступало, в том числе и от наших кубинских и ангольских друзей, мы, наверное, могли бы «организовать» подобный полнокровный статус. У нас обсуждался такой сценарий, более того, на всякий случай имелось решение ЦК о возможности непосредственного подключения к переговорам на той из стадий, когда должен был обсуждаться вопрос о гарантиях. Но ангольцы и кубинцы промолчали, соответствующих предложений нам сделано не было, и в этих условиях у нас было немного вариантов кроме сознательного самоограничения.

Не было ли это ошибкой? Вопрос имеет право на существование. Но поступили мы правильно. Я был в этом уверен тогда, то же думаю и сейчас. Не говоря уже о том, что не очень продуктивно иметь двух посредников (последующие попытки действовать таким образом, например, на Ближнем Востоке, подтвердили это), функция неофициального представителя давала большие возможности с точки зрения свободы действий. Кроме того, менять сложившуюся уже ряд лет композицию, требовать для себя переговорное кресло — это могло бы затянуть дело, а фактор времени имел серьезное значение. То, что мы не видели непосредственно за столом переговоров, имело и свои преимущества: положение как бы над дискуссионной схваткой позволяло не быть чересчур в ней заангажированным. Мы предметно работали на основных участках переговорного процесса, использовали весь арсенал дипломатических средств, включая порой редактирование документов [70] В наших внутренних обсуждениях высказывалась такая точка зрения: неэтично и участвовать в конфликте, и быть прямыми посредниками в его урегулировании, как это делают американцы. Оставляю в стороне моральный аспект. Американцы были твердо уверены, что можно и посредничать, и, помогая Савимби, давить на Луанду. Они вообще гораздо шире использовали арсенал средств воздействия на стороны в переговорах. Это тоже факт, который следует признать. Можно сказать, что наша политика была честнее, чем американская, менее связанная условностями. Но определенная взаимодополняемость давала временами оптимальный результат. .

Роль СССР в урегулировании на Юге Африки была «структурно важна», отметил профессор У. Зартман, эксперт по урегулированию кризисов, в том числе и южноафриканского, в разговоре со мной 17 ноября 1999 года в Вашингтоне. «Без советско-американского сотрудничества эта сделка никогда бы не имела места». По словам профессора, главное в том, что мы подталкивали наших друзей к соглашению, а не отговаривали от него.

Действительно, нетрудно предположить (отталкиваясь от противного), насколько тяжелее, а фактически невозможно, было бы достигнуть договоренностей, если бы СССР вдруг решил препятствовать этому.

Разумеется, наше отношение к посредничеству американцев и соответственно степень взаимодействия с ними прошли через различные стадии. Не исключаю, что до 1986 года оно было прохладным, что эпизодически мы вставляли палки в колеса. Действовала конфронтационная логика, но такой она была с обеих сторон. Вместе с тем позиция на полное блокирование переговорного процесса никогда не была нашей. Очень быстро выявилось, что главное расхождение не в том, нужно ли урегулирование или нет, а в том, каким ему быть. Поначалу обе стороны, как это обычно бывает, стояли на запросных позициях. Думаю, что американцы отошли от них позже, чем мы, и в большей степени, чем мы. Все же их программа-максимум предусматривала не только решение основного ядра проблем (уход из Анголы и ЮАР, и кубинцев плюс независимость Намибии), но и дополнительный приз — приведение к власти Савимби или по меньшей мере раздел власти. В конце концов американцы снизили свои ставки. Нам было в этом смысле легче. Мы постоянно исходили из того, что выгодное нашим друзьям устроит и нас. Сверх этого, говорили мы, ничего не попросим. И не попросили, выдержав эту линию до конца. И, что немаловажно, сохранив у власти дружественное нам правительство в Луанде и не испортив отношений с кубинцами (это последнее пришло позже, но, к счастью, ненадолго).