Анатолий Адамишин - Белое солнце Анголы

Кончилось, по наивности казалось, что бесповоротно, в 1985 году с приходом М. Горбачева. Сразу многократно возросли нагрузки. Работали взахлеб. Между твоими убеждениями, твоими представлениями о государственных интересах и тем, что ты делал, не было зазора. Тем более, что еще удавалось кое-чего существенного добиться. При всех скидках на дипломатическую лесть было приятно услышать от тогдашнего швейцарского посла в Москве: «Там, где Вы, там успех». Вообще отношение к нам, к стране было как в известной песне: «Нас тогда без усмешек встречали».

Чрезвычайно быстро закончился этот начальный период перестройки. Все больше стали давать о себе знать отсутствие четкого плана действий [72] Много позже, послом в Великобритании, узнал я прекрасную сентенцию на этот счет, принадлежащую Оливеру Кромвелю: «Дальше всего заходит тот, кто не знает, куда идет». , недооценка яростного сопротивления тех, кто не хотел ничего менять, особенно своего привилегированного статуса, неточный анализ состояния страны. Когда первый, наиболее легкий слой внутренних перемен был снят за счет гласности, когда после многочисленных обещаний надо было приступать к решению тяжелейших проблем по существу, перестройка стала на глазах выдыхаться. Не получается у меня бросить камень в ее лидеров, слишком непосильной оказалась ноша, которую они, в отличие от своих предшественников, решились взвалить на себя. Да и общий итог далеко не весь отрицательный.

Снимая пафос, добавлю: если удалось в перестроечные годы чего-то добиться на внешнеполитическом фронте, то в основе этого — в полном соответствии с канонами марксизма — лежала немалая, порой вдохновенная работа. Это — один из главных методологических выводов.

Тот, кто, как я, описывает события через дюжину лет после их свершения, находится в более выгодном положении, чем взявшийся за перо сразу: есть больший разбег, чтобы посмотреть, как пошли дела дальше. Важно лишь избежать соблазна не подгонять под них свои воспоминания.

По-разному сложилась судьба главных участников южноафриканской драмы.

Нашей стране уход в военном отношении из Анголы пошел на пользу. Милитаризованный флюс в сотрудничестве с нею был преодолен, хотя не вдруг. После подписания Нью-йоркских соглашений мы (тогда еще СССР) два с половиной года поставляли боевое оружие, затем по взаимной договоренности Россия и США перестали это делать, каждый в отношении «своей» из двух враждующих сторон. После некоторого перерыва мы с разрешения ООН возобновили поставки, но уже на коммерческой основе. Но во всяком случае это не прежняя «черная дыра», в которую вбухивались миллионы, это не полигон для тысяч (с учетом ротации) прошедших через него наших военных советников. Может, хотя бы накоплен опыт борьбы с повстанческим движением? Если и да, то, как показали события в Чечне, почти все пришлось начинать заново.

Мне могут сказать: «Ну, и чего мы добились? Наше влияние в этой части африканского континента заметно уменьшилось». И это действительно так. Другой вопрос, нужно ли вообще такого рода влияние. Здесь мы опять сталкиваемся с пониманием, что есть национальные интересы страны. Как я их понимаю, они существенно выиграли в результате урегулирования конфликта на Юго-Западе Африки. С точки же зрения той внешней политики, которая базировалась на идеологии, партийном подходе, — наверное, проиграли.

США, в общем-то, достигли целей, которые преследовала их стратегия: размен независимости Намибии на уход кубинцев. Промахнулись они в попытках (замечу с идеологизированной подпиткой) сменить правительство МПЛА, дружественное Советскому Союзу и Кубе. Это им позволено не было. Друзей на произвол судьбы мы не бросили, но самой Анголе американская настырность по части Савимби обошлась дорого.

Уже тогда в американских подходах проступала линия на то, чтобы не считаться с интересами других. Но это были цветочки. В конце 80-х годов Соединенные Штаты приняли разумный баланс интересов на Юго-Западе Африки. Очевидно, что произошло это на базе тогдашнего расклада сил, прежде всего в мировом разрезе — между Советским Союзом и США, но также и в региональном масштабе.

Оставшись ныне единственной сверхдержавой, США испытывают сильный соблазн навязать свою волю, устроить мир по американскому образу и подобию. В Соединенных Штатах нет недостатка в призывах практически действовать в направлении «pax americana». Немало там, однако, и трезвых голосов, предупреждающих, что даже у США кишка может оказаться тонка, если они взвалят на себя непосильные задачи. Парадоксально, но американцы повторяют одну из наших ошибок тех лет, когда мы несли в окружающий мир идеи, которые считали передовыми, призванными осчастливить человечество. Американцам, как когда-то нам, придется понять, что государства и народы с большим трудом поддаются переделке извне, что мир противится тому, чтобы быть единообразным, не желает жить по чьей-то одной воле.

И если сложно говорить о многополюсности силы, то цивилизационное многообразие очевидно.

Очень коротко о Кубе. Ей, думаю, возвращение в национальные границы принесло в долгосрочном плане больше плюсов, чем минусов, хотя об этом неплохо было бы спросить самих кубинцев.

Наибольший позитив урегулирование конфликта на Юго-Западе Африки дало Намибии и Южно-Африканской Республике.

В первой из них после кровопролитных столкновений весной 1989 года особого драматизма больше не наблюдалось. К выборам в Учредительное собрание, состоявшимся в ноябре того же года, в страну вернулось около 40 000 беженцев, в подавляющей массе своей сторонники СВАПО. Мы помогали, как всегда бесплатно, их транспортировке по воздуху и морю. Этот приток способствовал тому, что на самих выборах, прошедших спокойно и при высочайшей активности избирателей, СВАПО добилась убедительной победы, завоевав более половины голосов и мест. Достигнуто это было — правы оказались мы! — несмотря на меньшее, чем того добивались наши африканские и кубинские друзья, расходование средств по линии ООН, соответственно и нашего взноса. И успеха достигли, и кое-какие деньги сэкономили.