Маргарет Римшнейдер - От Олимпии до Ниневии во времена Гомера

На этом массивном помосте хранились боявшиеся сырости предметы. Глиняные таблички и посуда складывались на выступы, имевшиеся на всех стенах кладовой. Продукты и жидкости содержались в огромных, величиной в человеческий рост, сосудах, зарытых в землю. Между ними шла кирпичная кладка. Содержимое сосудов доставали черпаками с длинными ручками. Солдаты ассирийского арсенала оказались практичнее. Они также окружали сосуды с водой кирпичной кладкой, но у самого пола пробивали в стенке отверстие и затыкали его пробкой. Чтобы набрать воды, приходилось наклоняться, зато доставать воду стало проще. Такие емкости ставились в тени ворот длинными рядами и, по всей вероятности, предназначались для солдат, несших службу в жаркое и пыльное время года.

С нашей точки зрения, вся эта процедура представляется довольно неудобной, но большие сосуды экономили место — ведь в то время не существовало полок, на которых можно было бы их разместить. Изготовление необходимых для этого досок оказалось бы слишком дорогим удовольствием.

На строительство кораблей требовались доски в руку толщиной. Чтобы распилить дерево, закрепляли ствол между двумя столбами и медленно протягивали пилу сверху вниз. Только небольшие доски легко можно было вырезать и отшлифовать. Они заменяли также бумагу, если требовалось записать что-либо важное (обычно же писали на черепках глиняной посуды).

Ложа делались настолько легкими, что их нетрудно было вносить в зал для гостей. Днем их держали в специальных помещениях. Так, сына Охозии Иоаса вместе с кормилицей в течение шести лет прятали от преследования регентши Гофолии в спальной комнате при храме (2-я Кн. Паралипоменон, 22,11; 4-я Кн. царств, 11, 2). Лишь в супружеских покоях кровати, по-видимому, стояли на постоянном месте. Странным кажется рассказ Одиссея, в котором герой сообщает, что опорой для его кровати служил пень только что срубленного дерева. Этому трудно поверить потому, что спальни обычно находились во втором этаже. В поэме нет другого места, которое бы так противоречило имеющимся у нас сведениям об античной мебели, как этот рассказ Одиссея.

Время, описываемое нами, бедно памятниками круглой скульптуры. Произведения этого жанра дошли до нас только благодаря прикладному искусству: мы встречаем фигурки на бронзовых котлах; на украшениях кроватей и кресел, выполненных из слоновой кости; на драгоценных безделушках и туалетных принадлежностях женщин и на роскошном оружии царей. Найденные статуэтки из драгоценных металлов, без сомнения, также завершали ручки кресел или светильников.

До нас дошли глиняные амулеты и игрушки. Они как бы воплощали представления людей об опасностях, угрожающих их домашнему очагу, которые, кстати, сохранились и до настоящего времени. Как, и теперь, изящные безделушки придавали комнатам жилой вид и индивидуальный характер. Мы не знаем, стирали ли в то время с них пыль или нет. Однако пустыми комнаты, во всяком случае, не выглядели. Их оживляли игрушки, волчки, колясочки, игральные доски и, конечно, домашние животные. Несомненно, здесь держали собак и птиц. Постоянными обитателями дома считались ежи, совы, гнездившиеся в перекрытиях, и любопытные ящерицы.

В наш атомный век мы снисходительно относимся к техническим шедеврам прошлых тысячелетий и не всегда склонны верить в их целесообразность. Техника — это процесс создания. По существу, нас должно интересовать не то, что сделано, а как это было сделано.

Мы достаточно хорошо знаем литературу XIV–XIII вв. до н. э. и можем с уверенностью утверждать, что в то время техникой интересовались мало, но если у Гомера хромой кузнец разъезжает по своей мастерской в «автомобиле», то это не столько полет фантазии художника, сколько необычайный интерес Гомера к технике. «Но ведь этого не может быть, — скажет современный читатель. — А как же горючее?» И тем не менее «боги могут все». Если бы Гомер имел представление об атомной энергии, то Гефест ездил бы на машине с атомным двигателем. Однако вопрос о том, что приводило в движение машину Гефеста, Гомер оставляет открытым. «Автомобиль» в переводе означает «самодвижущийся»:

Разве не могли помогать хромому кузнецу две живые женщины? Почему же обязательно должны были быть роботы? У нас нет никаких претензий к тому, что роботы приняли облик женщин. Украшали же стволы первых пушек медальонами и завитушками или, во всяком случае, орнаментом, который не имел ничего общего с назначением этого страшного оружия. Современной «функциональности» от древних, конечно, требовать было нельзя. Гомер в рассказах о мастерской Гефеста вводит не только двух женщин-роботов, но и треножники, которые называет «автоматами». Роботы приезжали на колесиках и, исполнив работу, вновь возвращались на место — вставали по углам дома Гефеста. И это не какое-нибудь сказочное волшебство, связанное с распространенными представлениями о скатерти-самобранке, а нечто принципиально иное. Может быть, именно в отрицательном отношении Гомера ко всякого рода чудесам коренится его стремление к познанию. Чудеса противоречат его взглядам просвещенного человека, они ему просто скучны.

Гомер обязательно сообщает о том, как каждая вещь была изготовлена. Это не значит, например, что он станет рассказывать, как Одиссей строил себе корабль (так поступил бы более ранний автор). Гомер понимает, что построить корабль в одиночку невозможно, даже с помощью богини. Поэтому Одиссей сооружает не корабль, а илот. В руках у него топор и секира. Эти инструменты очень точно описаны Гомером, хотя трудно понять, для чего они понадобились нимфе; впрочем, рационализм совершенно чужд Гомеру. Богиня показывает Одиссею, где растут деревья, необходимые для строительства плота. Двадцать деревьев он свалил, выскоблил и «уровнял, по шнуру обтесавши». Затем приходит Калипсо [34] Калипсо — в греческой мифологии нимфа, державшая семь лет в плену Одиссея и его спутников, превращенных в свиней. — Прим. ред. , которая, как мы видим, неплохо разбиралась в судостроении. Она принесла Одиссею бурав, гвозди и скобы. С их помощью он соединяет стволы деревьев. Одиссей строит свой плот, как «опытный корабельщик обычно готовит дно корабля грузового» (Одиссея, V, 249 сл.). Ясно, что снасти для парусов Одиссей никак не смог бы изготовить в мастерской заброшенного острова.