Маргарет Римшнейдер - От Олимпии до Ниневии во времена Гомера

Почему же все-таки Гомер считал метание диска, стрельбу из лука и метание копья второстепенными видами спорта? Первые два соревнования — мы не будем решать, насколько это справедливо, — Гомер мог отнести к негреческим, но не метание копья. Стареющий поэт просто считал его несовременным. Дело в том, что он знал уже элегии Тиртея. А у него спартанские гоплиты пользуются в бою пиками, а не метательными копьями, так как только такой прием имел тактический смысл в плотном строю фаланги. В «Илиаде» Гомер отказался от описаний метания копья и вместо этого ввел картины схватки в сомкнутом строю. Остается нерешенным вопрос, прав ли Гомер, распространяя свои взгляды на военное дело также и на спортивные соревнования.

Во всяком случае, его описания могут служить свидетельством спортивных интересов греков и являются хорошей иллюстрацией Олимпийских игр, даже если поэт, как это с ним нередко случается, дает волю фантазии. Нельзя также забывать, что он не рассматривал свои поэмы как исторический источник для последующих поколений. Гомер не стеснялся повсюду выражать свои симпатии и антипатии и, вероятно, делал это чаще всего в тех случаях, когда они расходились с господствующей точкой зрения.

Герои Гомера не только охотно купаются в море, но и принимают теплые ванны, вода для которых нагревается в котлах на очаге. В странах умеренного климата это понятно, но и на юге едва ли можно встретить дворец, в котором не было бы ванной рядом со спальней. После ванны тело умащивали оливковым маслом.

Термин «ванна» догреческого происхождения. Мы знаем, что ванны встречались еще на юге Месопотамии в Уре, в хеттском Самале и на южном берегу озера Урмия. Все они были одинаковой формы. С одной стороны — закругленные, чтобы удобно облокачиваться, а с противоположной — плоские для упора ног. Во II тысячелетии до н. э. их делали из глины, а в гомеровское время чаще всего из бронзы. По бокам укреплялись одна или две прочные ручки, чтобы опрокинуть ванну к вылить из нее воду. Распространенный в романтическом XIX веке обычай хоронить умерших в античных ваннах существовал уже и тогда. Иногда в них зарывали клады (как, например, в Зивийе на озере Урмия).

В I тысячелетии до н. э. постепенно выходит из моды всякого рода косметика, которая некогда широко употреблялась. Причем увлечение косметикой не только было вызвано кокетством, но и имело культовое значение. Человек стремился стать подобным богу, что обещало ему защиту от подстерегающих в мире опасностей. Глаза, например, подкрашивали зеленым растертым малахитом. Отсюда возникло представление об «отвращающем беду глазе», а потом и о «злом глазе». В Греции часто орнаментировали края чаш рисунками с изображениями больших глаз, ибо считали, что это предохраняет от опасностей, яда или чрезмерного опьянения. Подкрашивать губы было не принято.

Амброзией называли, по-видимому, не только пищу богов, но и благовония. Конечно, ими пользуются только боги. Но даже боги в уходе за телом не склонны к изнеженности; их любовь к украшениям лишена утонченности. Гера, например, хочет быть красивой, чтобы понравиться Зевсу и соблазнить его, но при этом не особенно злоупотребляет косметикой.

Богиня, не стыдясь, смывает грязь с кожи. Она не постеснялась бы, если бы хотела, усилить румянец, оттенить белизну кожи, подчеркнуть блеск глаз, но, по-видимому, это просто не было принято. Рассказ Гомера был в духе того времени, грубого и не склонного к украшательству.

Подчеркивая некоторое однообразие в описании занятий феаков — они были либо мореходами, либо пиратами, — мы уже задавали себе вопрос, не приписал ли Гомер потустороннему миру формы современной ему жизни. Деление жителей на корабельщиков и кузнецов, проживающих на берегу в городах, очень хорошо подходило к условиям жизни в Тарсе. Кроме своего опыта в мореплавании феаки похваляются еще и умением петь и танцевать, в котором, как им кажется, превосходят другие народы. Чтобы доказать свои способности, они приводят слепого певца Демодока, который обычно поет за пиршественным столом героические песни. Теперь он должен сопровождать своим пением и игрой на форминге танцы юношей. Демодок поет не о героях; скорей его песню можно назвать веселой шуткой. Это рассказ о том, как перемазанный копотью кузнец Гефест поймал невидимой сетью свою неверную супругу Афродиту вместе с ее любовником Аресом и потом созвал весь Олимп, чтобы показать их всем. Нас нисколько не удивляет, что чтение героических песен не сопровождалось танцами: как можно, вообще, танцевать под чтение стихов, даже если его сопровождают аккорды форминги? Представить себе декламацию в качестве танцевальной музыки не так-то просто! Следует, однако, учесть, что ритм обеспечивался последовательным чередованием наполовину певшихся, наполовину произносившихся слов. Этот ритм отнюдь не практикуемое в школах скандирование, безусловно не украшающее литературные произведения. Если уж скандировать, то нужно по крайней мере делать это нараспев, не искажая смысл варварским разрезанием фраз на отдельные ритмические куски. Греки не отделяли гекзаметр от его музыкального сопровождения. А от Гомера мы узнаем и о связи его с танцем.

Пение и танцы не входили в искусство рапсодов, скорее они относились к быту, в котором музыка занимала немало места.

В наши дни, когда непрерывно звучит, а вернее сказать, гремит радио, мы совершенно забыли о том немаловажном обстоятельстве, что музыка некогда была приурочена к определенным событиям жизни. Концерт, например, уже означает определенное отчуждение музыки от праздника. На наши концерты приходят, чтобы слушать музыку ради музыки, а на праздниках все реже и реже звучат у нас музыка и пение. В античное время музыка не только обязательно сопровождала любой праздник, но по каждому поводу исполнялся строго определенный ее вид. Семейный праздник, пир, свадьба или погребение, праздник урожая или сбора винограда различались не только содержанием самого торжества, но также мелодиями и инструментами, на которых они исполнялись: